— Здравствуйте! — сказала она. — Я ищу еду для братьев. Им всего несколько месяцев. Вы не можете чем-нибудь поделиться?

Грубый голос крикнул:

— Убирайся!

— Пожалуйста, — взмолилась Пия. — Я могу заплатить. Мне бы только буханку хлеба и банку супа.

— Нет! — ответил голос. — Оставь нас в покое!

Девочка вздохнула и пошла по коридору, ссутулившись и стиснув зубы. Потом остановилась перед следующей дверью и прислушалась. Из квартиры не доносилось ни звука — ни шепота, ни плача, ни разговоров. Пия постучала и подождала. Ничего. Она снова постучала и подергала ручку двери. Заперто.

— Кто-нибудь дома? — спросила Пия.

Молчание.

Внезапно ей представилось, что жильцы квартиры умерли и так сидят в своих креслах или лежат на кроватях, стол накрыт для ужина, угольная печь пуста и холодна. По коже у девочки пробежал мороз, и она задрожала. Почему ей не открывают? В город сейчас никто не ездит, если только люди не занимаются тем же, что и она, — поисками еды. Но ведь не все же вместе они ушли.

Она выбросила мрачные картины из головы и направилась к квартире в задней части здания. Комнаты там были без окон, а значит, даже если удастся попасть внутрь, она окажется в кромешной темноте. Но попробовать стоит. Пия постучала в дверь, браня себя за то, что не взяла лампу. Потом сообразила, что лампа помешала бы ей нести продукты. К тому же, при всех ужасных испытаниях, выпавших на ее долю, — смерть матери, забота о близнецах, повальная гибель соседей, исчезновение Финна, — она не могла даже вспомнить день недели, не то что догадаться прихватить с собой лампу.

Тут тоже никто не отвечал. Может, Пия зря тратит время и лучше поискать за пределами Пятого квартала, у обитателей которого и так почти ничего нет? К тому же люди напуганы и боятся открывать дверь. Пия их не винила. Но чем дольше она ищет помощи там, где ее не найти, тем дольше братья остаются запертыми в подполе. Вдруг инфлюэнца еще не распространилась на другие части города? Или в церквях выдают еду?

Не желая сразу сдаваться, Пия решила попытать счастья на следующем этаже. Она поднялась по лестнице и остановилась у квартиры в лицевой части здания, с окнами. Постучала, подождала. Никто не ответил, внутри было тихо. Но никто и не прогонял ее. Девочка постучала сильнее и повернула ручку. Дверь оказалась открыта. Пия мягко толкнула ее, и порыв зловонного воздуха вынес через потрескавшийся порог кусок мятой бумаги. Пия сразу же узнала вонь разлагающейся плоти и быстро прижала ладонь к шарфу на лице.

Наклонный столб слабого дневного света падал на пол, освещая мрачный интерьер почти такой же комнаты, как в их квартире: угольная печь и грубо оструганные полки с посудой, тянущиеся до самой двери спальни. Ступив в квартиру, Пия чуть было не ринулась в соседнюю комнату, чтобы вынуть братьев, расцеловать их и убедиться, что они живы-здоровы. Даже узкая железная кровать под окном выглядела точной копией постели Пии.

Не хватало только маминой вазы и бабушкиной скатерти. Сердце у девочки часто забилось. Неужели кто-то забрал их вещи? А вдруг Олли и Макс тоже пропали? Но она решительно тряхнула головой: это ведь не ее дом. Стол гораздо больше, вокруг него — деревянные табуретки вместо стульев. А на полу лежит странной расцветки ковер с бахромой, а не потертые половики, как у них.

Напоминая себе, где она и что тут делает, Пия с трудом сохраняла спокойствие. Она пришла за едой для братьев, и нужно как можно скорее вернуться к ним. Тут комната словно покачнулась, и Пии пришлось опереться на стену, чтобы устоять на ногах. На лбу выступил пот. В мозгу заметались растерянность и паника. Если не считать страха наткнуться на мертвецов и вины за то, что она бросила Олли и Макса, еще пять минут назад Пия чувствовала себя нормально. Потом живот свело от голода, и она вспомнила, что не ела со вчерашнего дня. Если она найдет продукты, нужно сразу же перекусить. Как она принесет еду Максу и Олли, если потеряет сознание от голода? Сжав зубы, Пия ждала, когда пройдет головокружение.

Есть тут трупы или нет, а надо осмотреть квартиру в поисках продуктов. Выбора нет. Она бочком продвинулась вперед, готовая бежать, если появятся хозяева. И тут заметила на полу пару коричневых ботинок с пряжками: один носком вверх, другой завалился набок. А над ботинками виднелись распухшие лодыжки, обтянутые бежевыми чулками.

Пия закусила губу. К кухонному углу можно пройти беспрепятственно. Если смотреть только вперед, она справится, прошмыгнет мимо того, кто лежит на полу. Она собралась с силами и двинулась вперед, плотно прижав руки к телу. Но не смогла удержаться и все-таки взглянула в ту сторону.

На ковре лежал труп светловолосой женщины: шея вывернута, затылок уперся в ведро для угля. Пия поскорее отвернулась, но было слишком поздно. Она сдернула с лица шарф и извергла из желудка то малое, что там находилось, — в основном желчь. Потом вытерла рот рукавом пальто, снова прикрыла рот шарфом и, пошатываясь, направилась к плите, молясь о том, чтобы найти хоть крошку съестного.

Отодвигая тарелки, она осмотрела полки, стараясь не греметь посудой. Больше всего ей хотелось найти готовое питание для младенцев. Вдруг девочка почувствовала очередной приступ дурноты и схватилась за полку, уронив чашку, расписанную цветочками. Чашка упала на деревянный пол и разлетелась на множество белых осколков. Пия замерла от ужаса: в квартире могут быть и другие жильцы, или соседи услышат звон и заинтересуются происходящим. Она выпустила полку и подождала, оглушенная внезапной тишиной.

Из соседней комнаты раздался слабый стон.

Слыша, как в ушах стучит кровь, Пия обернулась.

Снова стон.

Девочка осторожно подошла к двери комнаты и заглянула внутрь. На кровати в позе эмбриона лежал мужчина с распухшим черным лицом, часто и прерывисто дыша. Рядом с ним на полу на груде грязных одеял лежали трупы младенца и маленькой девочки. Мужчина уставился на Пию налитыми кровью глазами, застонал и протянул к ней синюю руку с засохшей кровью на пальцах. Пия задрожала, с трудом подавляя желание немедленно сбежать.

— Простите, — прошептала она. — Я не могу вам помочь.

Зрелище умирающего отца семейства окутало Пию чувством безнадежности, как саваном. Глаза наполнились слезами, легкие отяжелели, кровь застыла в жилах. Ей отчаянно захотелось бросить поиски, помчаться домой, улечься рядом с Олли и Максом и позволить инфлюэнце или голоду — смотря что придет первым — одолеть их. К чему выживать, если все остальные умерли?

Однако другая часть души сопротивлялась желанию сдаться. Она не допустит смерти братьев. Неизвестно, что случится с ними дальше, когда закончится весь этот кошмар — если он вообще закончится, — но Пия не бросит братьев. Она слишком любит Олли и Макса. И как она посмотрит в глаза мутти и отцу на небесах, если не сделает все возможное?

На ватных ногах Пия снова направилась на кухню, решительно настроенная отыскать еду, чтобы поскорее убраться отсюда. Около плиты она заметила приземистый сервант, частично скрытый выцветшей занавеской с рисунком в виде турецких огурцов. Девочка подбежала к нему, встала на колени и отдернула занавеску. На верхней полке стояли банка с детским питанием и банка консервированной фасоли, а рядом лежал сверток в коричневой бумаге. Она опустила банки в карманы пальто и разорвала бумагу. Внутри оказались два куска хлеба. Пия схватила один из них, стянула шарф и сунула один из кусков в рот.