Несмотря на подсохшую корку с запахом плесени, ничего вкуснее Пия в жизни не ела. Продолжая жевать, она быстро обследовала остальные полки на кухне, но больше ничего не нашла. Тогда девочка старательно обошла мертвую женщину и ринулась к входной двери.

Мужчина в спальне продолжал стонать.

Бернис в нерешительности топталась у квартиры Ланге. Внутри плакали близнецы, но дверь никто не открывал. Она постучала в третий раз и снова позвала:

— Миссис Ланге!

Никто не отвечал.

— Это Бернис Гроувс, соседка из дома напротив. Я видела, как ваша дочь вышла из подъезда, и хотела убедиться, что все в порядке. — Она подождала и попыталась придумать вескую причину своего визита. Даже без всякой эпидемии миссис Ланге наверняка не хотела бы видеть Бернис у своей двери. — Знаю, мы не особенно ладили, но в такие тяжелые времена нужно заботиться друг о друге.

Дети, похоже, заплакали еще сильнее.

Бернис хотелось закричать от отчаяния. Нужно непременно войти в квартиру, даже если придется сломать дверь. Она снова постучала и подергала ручку. К ее изумлению, дверь открылась, и Бернис ахнула. В тоже самое время в глубине души снова поднялась ярость, а в голове застучала кровь. Что это за мать, которая оставляет открытой квартиру с двумя младенцами? Потом она вспомнила, что последней отсюда вышла Пия. Видимо, она забыла запереть дверь. Это по крайней мере объяснимо: девочка напугана ужасными событиями. Даже Бернис, взрослая женщина, и то в ужасе. И хотя братья Пии еще слишком маленькие, чтобы понимать обстоятельства, даже они, вероятно, чувствуют неладное и тоже боятся. При мысли о близнецах в Бернис проснулся материнский инстинкт, и она, решительно толкнув дверь, шагнула в квартиру.

В нос тут же ударил запах разложения. Женщина зажала рукой рот и оглядела полутемное помещение. Над полуоткрытым окном вспучились и снова обвисли, когда она захлопнула дверь, занавески из мешковины; постель на койке под окном была смята. На бельевых веревках, натянутых под потолком, болталась небрежно развешенная детская одежда, закрепленная прищепками то за рукав, то за штанину, то за воротник. На столе высились горы грязной посуды, в корыте около плиты мокли грязные подгузники. Одно из двух: либо миссис Ланге оказалась не столь трудолюбивой и аккуратной, как остальные немцы, либо Пия хозяйничала здесь одна.

Детский плач почему-то раздавался приглушенно, точно издалека, будто младенцы находились вовсе не в квартире. Не ошиблась ли Бернис дверью? Женщина прислушалась и попыталась понять, сколько малышей плачут, один или два. Может, это соседский ребенок? Потом она заметила подгузники и тряпки, подсунутые под дверь соседней комнаты, и сердце у нее упало.

Только не это. Неужели с близнецами что-то случилось?

В ужасе от того, что может увидеть еще один детский трупик, не говоря уже о двух, Бернис приблизилась к спальне, и в животе у нее все перевернулось. Мальчики Ланге были чуть старше Уоллиса, но такие же невинные и чистые младенцы, пусть и немчурята. Женщина стиснула зубы, повернула ручку и медленно отворила дверь.

Слабый луч света осветил противоположную стену и две черно-белые фотографии в рамках над комодом: улыбающиеся мистер и миссис Ланге в день свадьбы; он в темном костюме, она в простом белом платье и кружевной фате. Бернис набрала в грудь воздуха и вошла, привыкая к темноте. Труп миссис Ланге лежал на кровати, укрытый до подбородка серым одеялом, голова покоилась на забрызганной кровью подушке. При виде того, что стало с ее телом, Бернис ужаснулась и отвела взгляд, но заставила себя посмотреть снова: нет ли рядом с покойницей близнецов. Волосы миссис Ланге обрамлял полукруг из бумажных цветов, по одеялу и подушке было рассыпано что-то вроде талька, но мертвых детей рядом не было. Бернис осмотрела тесную спальню в поисках младенцев, ведь где-то они все же плакали.

Потом она заподозрила, что у нее слуховые галлюцинации, и решила, будто сошла с ума. Голова пульсировала от боли, словно внутри стучала кувалда. Бернис снова глянула на миссис Ланге. Интересно, она тоже слышит крики? Слышит, как сыновья зовут ее, соскучившись по любящим рукам и кормящей груди? Или бедная душа матери страдает, не понимая, почему не может найти своих мальчиков? Может быть, в комнате незримо присутствует ее дух, беспомощный, напуганный и потерянный.

Бернис пошатнулась. Она точно знала, что чувствует миссис Ланге, и впервые ощутила благодарность судьбе за то, что Уоллис покинул этот мир раньше нее. Умри она, и некому было бы заботиться о нем. Оставшись один, сын умер бы от голода. Потом Бернис подумала: а может, близнецы все-таки погибли и она слышит голоса призраков? Или из-за страданий от потери Уоллиса она лишилась рассудка. Бернис потрясла головой. Нет, плач настоящий, она уверена. Если бы мальчики умерли, они лежали бы рядом с матерью. Прищурившись, женщина снова взглянула на кровать, внимательно осматривая одеяло. Нет, рядом с телом никого нет. Закрывая рукой нос, она подошла к открытому шкафу и вслепую ощупала свитера, поношенные платья, брюки и ветхую куртку. Потом присела, чтобы осмотреть нижнюю часть шкафа. На полу стояли женские ботинки, к задней стенке прислонились две шляпные картонки. Ничего не найдя, Бернис заглянула под кровать: там тоже не было плачущих детей; голодные мальчики в подгузниках и чепчиках не смотрели оттуда испуганными глазенками. Тогда она пошарила под комодом, под умывальником, под стулом. И только потом нашла то, что искала.

Маленькая квадратная дверца между кроватью и стенным шкафом.

Дверца была того же оттенка, что и стены, но с маленькой круглой ручкой и задвижкой красного цвета. Бернис уперлась коленями и руками в пол, дрожащими пальцами схватилась за ручку и подняла дверцу. Если бы в этот момент она стояла в полный рост, то рухнула бы на пол от изумления.

Один из близнецов лежал на одеяле и подушке, заливаясь плачем и дрыгая ножками и маленькими кулачками. Другой полусидя-полулежа забился в угол подпола, и его красное личико было мокрым от слез. На обоих были рубашечки с длинными рукавами, кофточки, чепчики и пинетки. Тут же лежали две бутылочки и пара деревянных погремушек. Бернис вынула первого ребенка и прижала его к груди.

— О господи, — заплакала она, — вот бедняжка.

Младенец, дрожа, прижался к ней и тут же затих. Кожа у него была липкой, мокрый подгузник отяжелел, и в нос бил запах детской мочи. Бернис протянула свободную руку ко второму малышу. Ей не хотелось класть первого на пол, но иначе не удалось бы достать его брата. Пытаясь рассуждать трезво, женщина вытерла слезы, чтобы лучше видеть, и осторожно вытащила из подпола одеяльце. Быстро запеленав в него первого малыша, она положила его на пол. Тот сразу же снова заревел.

— Ш-ш, — прошептала она. — Не плачь. Я здесь.

Вынув из ящика второго младенца, она подхватила на руки первого и встала на некрепкие ноги. Оба мальчика прижались к ее груди. Намаявшиеся близнецы плакали, всхлипывали и дрожали, и Бернис тоже сотрясалась от гнева, не понимая, как Пия посмела так ужасно поступить с детьми. Причем со своими братьями! Она знала, что во время эпидемии многие бросали заболевших родственников, поскольку не знали, как им помочь. Младенцы же, хоть проголодались и были напуганы, но выглядели совершенно здоровыми, особенно учитывая страдания, которые им пришлось перенести. Со стороны их сестры это непростительный поступок. Видимо, не зря немцев называют бессердечным народом.