Дальше пошел обмен вопросам. Длинно, церемонно, если их вживую приводить, да со всеми оборотами, дня не хватит описать. Если в сокращенной версии — примерно так. Как съездили? Нормально. До нас тут слух дошел, что вас серьезно ранили? Не надо прямо всему верить — царапина. А что про разбойников, правда? А это да, покрошили банду Соловья. Ну а дальше какие планы? Спасти Китай, ясен пень! За Китай! Да, за Китай!

Каких-то полчаса — и мы закончили со всей этой прелюдией. Луньбао на минуточку замолчал, а потом вдруг изрек какую-то фразу, судя по торжественности и очень глубокомысленному выражению на лице, цитату одного из множества китайских мудрецов.

— Юная луна еще ничего не освещает, — сказал он. — Но вид ее прекрасен и будет воображение.

Все сразу с умными лицами покивали, мне тоже пришлось — мол, я тоже понял, о чем речь идет.

А оказалось, все очень просто. Это так градоправитель представил свою гостью. Игра слов, местные в этом вообще большие мастера. Юэлян — это яркая луна, а девица из дома Чэн именно так и звалась. Услышав кодовую фразу, она сразу же встала и медленно поклонилась мне.

Что говорить в ответ, я не знал. Во снах Тая еще ни разу не женили, так что в данной области знания у меня, определенно, был пробел. Так что пришлось положиться на гуаньин-переводчик и с ответным поклоном сказать.

— Очень приятно. Как добрались, госпожа Чэн?

И эта падла — я про переводчик — именно так и перевела! Слово в слово! Я думал, будет что-то вроде такой же мудрой и многозначительной фразы, сказанной Луньбао, а он взял и ляпнул так же, как я сказал! Нафига он тогда нужен?

Бросив взгляд на собравшихся, я вдруг понял, что сказанное было не тем, чего они ждали. Ваньнан еле удержал лицо, но по его взгляду я видел, что он очень хочет поднять пятерню и впечатать себе в лоб. Более прямолинейный интендант Мао стиснул зубы, сдерживая смех, а у господина градоуправителя глаза расширились настолько, что уже никто не посмел бы назвать его узкоглазым китайцем.

А вот представленная мне девушка никак не отреагировала. Конечно, ей настоящие эмоции было скрывать несложно, с таким-то слоем штукатурки на лице.

Оскорбил я ее, что ли? Как понять? Черт бы побрал этих китайцев с их ритуалами! Нормальному человеку без полторашки пива не разобраться!

— Госпожа Чэн живет в моем доме уже десять дней, — заговорил наконец Луньбао. — И она очень рада встрече с вами.

Вразрез с тем, что он сказал, Юэлянь поклонилась и, шурша слоями ткани, вышла из комнаты. Ага, рада! Если она рада, то чего свалила?

— Я сказал что-то не то? — напрямую спросил я, когда, кроме мужчин, в комнате никого не осталось. Вопрос я адресовал Мытарю, но ответил на него градоуправитель.

— Не нужно мне было настаивать на знакомстве с благородной Юэлянь сразу по вашем приезде, — скорбно качая головой, сказал он. — Мужчина вернулся с войны, устал и раздражен. Я должен был это предусмотреть. Эта вина на мне, господин.

В завершение он поклонился, не вставая. Причем я уже научился различать разницу, это был именно покаянный поклон, шею он вытянул, как тот деревенский учитель из разбойников.

Я окончательно потерял нить происходящего. В смысле? Где я проявил усталость и раздражение? Нормально же сказал! И чего дед виноватится? Никто ему голову рубить не собирается.

— Будем молиться богам, чтобы они отвели гнев семьи Чэн от нас, — скорбно заключил Мытарь. — Мой господин и правда очень устал после похода и мог произнести что-то, не подумав.

— Конечно, — отозвался Луньбао.

Дальше все в какую-то минуту свернулась. Как в мультике про Винни-Пуха:

«Ну, мы пойдем?»

«В добрый путь!»

Никаких разговоров о продуктах, скидках и прочей приземленной фигне не было. Закончился прием. Причем закончился грандиозным фэйлом, а я даже не мог понять, в чем он заключался.

— Ваньнан, скажи мне, как секретарь стратегу, — спросил я у советника, когда мы уже верхом покидали город и направлялись в постоянный лагерь. — Что я сделал не так? Может, у меня разум после ранения еще не восстановился, но я не понимаю, чем мог обидеть госпожу Чэн.

Мытарь оглядел меня с ног до головы, будто ища признаки душевного расстройства. Не найдя их, вздохнул и сказал:

— Подарок. Я же дал его тебе, господин. Нужно было вручить его молодой госпоже Чэн, а после этого уже расспрашивать о дороге. Неужели все настолько плохо, что ты забыл основные правила достойного поведения?

Так. Ладно. Понял, осознал, исправлюсь. А что там в шкатулке? Я ведь все еще держал ее в левой руке.

Откинул застежку, открыл крышку и с недоумением уставился на веер. Очень красивый и, судя по всему, дорогой веер.

— Веер? — спросил я голосом, полным изумления. — Я оскорбил ее тем, что не подарил веер?

— А чем, по-вашему, госпожа Юэлянь будет скрывать застенчивость на лице, когда придет время соглашаться на брак? Мы прошли уже два письма из трех и три из шести обрядов. Сегодня вам просто нужно было совершить четвертый — свадебный подарок. Но вы решили оскорбить и унизить молодую госпожу. Держали шкатулку на виду, но не вручили ее, а предпочли спросить, как она доехала! Это возмутительно, мой господин! Были и другие способы сказать бедной девушке, что вы не намерены брать ее в жены!

Голос советника сделался жестким и злым. Он прямо-таки искрил раздражением. Да еще на «вы» стал обращаться. И теперь я понимал почему. Кажется, я только что разорвал союз между двумя фракциями. В условиях гражданской войны в режиме «все против всех». Просто прекрасно!

Вот что я узнал о семье Чэн, когда добрался до своего полевого лагеря и вместе с Мытарем забился в шатер. Древний род, который служил ханьским императорам чуть ли не от начала династии. Очень сильные политические игроки, имевшие большое влияние при дворе до восстания. Их земли располагались на изрядном удалении от центральной части страны, на самой южной окраине, и совершенно не пострадали от войны. До начала восстания Чэны управляли только одним уездом, однако за четырнадцать лет всеобщего бардака расширили свои владения до трех. И они могли выставить на поле боя, если понадобится, порядка семидесяти тысяч пехоты и шести тысяч конницы, в том числе тысячу тяжелой.

И с этими вот ребятами я разругался, разорвав помолвку, оскорбив их дочь на первой же личной встрече. Как говорится, характер человека — это его судьба. Вроде и мир сменил, и тело, а косяки все те же совершаю. Не учусь.

— Я очень сомневаюсь в том, что нам удастся разрешить этот инцидент, — произнес Мытарь, устало откинувшись на походном стуле. Были, оказывается, в моем шатре и такие, просто я не знал, где их искать. — Похоже на то, что ты, господин, приобрел еще одного врага на юге.

— И что, нельзя просто извиниться? — без особой надежды спросил я. — Сослаться на ранение, усталость…