— Нет я! — пискнул мелкий, тыча тому в лицо свой блокнотик. — У меня тут записано!

— Мало ли что у тебя там записано. Да ты на себя глянь. Ну какой из тебя богатырь? Кожа, кости и молоко на губах не обсохло. Ну посмотри, брат. — Зеленый призвал на помощь моего утопленника. — Кто из нас Илья Муромец?

— Вообще-то я, — пробасил тот, и я подавилась смехом, впервые сообразив, что у меня тут вырисовывается.

«Да что ж такое-то? — схватилась за голову я, вскочив на ноги. — Только вроде жизнь налаживаться начала, и на тебе! Ну, держитесь, дети лейтенанта Шмидта! Сейчас бабушка расскажет вам страшную сказку про детскую комнату милиции».

Я пинком распахнула дверь и встала на крыльце, уперев кулак в бедро:

— А что у вас там, в Муроме, одни Илюшки? Других имен нет?

— Есть, как не быть, — ответил мне, как ни странно, лесной незнакомец.

— Но в гости только Илюшкам ходить можно, — подхватила я. — Ладно. Это детали. Рассказывайте, с чем пожаловали, Илюшки.

— Эй! — возмутился тощий Илюшка. — А как же накормить, напоить, а потом уже спрашивать?

— Да. Не по-людски, — покачал головой усатый.

— Это вы люди. А я ведьма, — отмахнулась я, окончательно входя в роль. — Мне можно. Так что надо-то?

— Один на один поговорить, — нестройным хором отозвались все трое.

— Ну хоть не трое на одну, и то хлеб, — скрипнула зубами я. — Ладно. С тебя начнем, раз уж ты тут.

Я поманила за собой юнца. Мы сели за большой стол под яблоней с другой стороны избушки. Понятное дело, что в дом я его приглашать и не подумала. Как, впрочем, и кормить. «Обойдется, — решила я. — И так с чешуйными богатырями подхарчился шустрик».

— И как тебя зовут? — спросила я.

От неожиданности юнец чуть не ответил, но, вовремя спохватившись, упрямо повторил:

— Илья Муромец.

— Допустим. — Я подперла кулаком подбородок и уставилась на него. — И что тебе надо, Илюшка-малолетка?

— Почему это я малолетка?! — возмутился тот. — Я совершеннолетний!

Кусочек пазла с щелчком встал на место, и картинка сложилась: «Попаданец!» Может, у местных и было понятие совершеннолетия. Но уж точно никто из них не понял бы вырвавшегося у меня слова «малолетка». «Могла бы и сразу сообразить… — с раздражением подумала я. — Ну какие тридцать лет на печи? Ему и всего от силы двадцать пять!» Вот только бросаться на шею собрату-попаданцу я спешить не стала.

— Это хорошо, — задумчиво протянула я. — И чего тебе надо? Видел же. Никаких чернооких-чернокосых у меня тут нет. Сам же все облазил. Даже в окна заглядывал.

— Василису спасти, — воскликнул дурень и тут же стушевался. — Ну, если она здесь.

— Не здесь, — напомнила я, с трудом сдержав улыбку. Уж не знаю, как его там на самом деле звали, но определение «дурак» в его имени точно присутствовало.

— А где?

— А я откуда знаю? Это тебе она зачем-то понадобилась. Короче, так… Василис тут нет. Есть только я. Меня спасать будешь? — Я оскалила в улыбке свой выдающийся зуб и кокетливо захлопала ресничками.

— Нет! — отшатнулся малец. — В смысле… Вам же не требуется.

— Ну, в общем, да. Но иногда приятно, когда красивый молодой человек…

— Да, да… Так я скажу Мерлину, что Василисы тут нет, — поспешно поднялся парень.

«Значит, Мудлен… И зачем я ему понадобилась? Сам же меня Яге на массажный коврик оставил: покататься там, поваляться… Скотина! Хотя этому дурню он вряд ли что-то рассказал», — проворчала я про себя. Но вслух, разумеется, произнесла совсем другое:

— Так и скажи. Ну, прощай, добрый молодец. — Я приглашающе кивнула в сторону калитки.

Парень сделал несколько шагов к выходу, но каждый из них был короче предыдущего. Уже подозревая очередную пакость, я поморщилась и тут же услышала:

— Бабушка Яга, а можно, я завтра…

— Что завтра? — приподняла бровь я.

— Говорить пойду завтра! — выпалил лжебогатырь. — Вечер уже. Там лес темный. А я меч дома забыл.

«Еще скажи, что его собака съела, пионер фигов», — буркнула я себе под нос.

— Хорошо. Можешь в баньке переночевать.

— Понял! — закивал он и дернулся к видневшейся у частокола приземистой бане, в которую я до сих пор сунуться так и не удосужилась.

— Куда?! — притормозила я нездоровый энтузиазм. — А платить за ночлег кто будет?

— Сколько? — со вздохом полез в карман мальчишка.

— Пять грядок, — как ни в чем не бывало отозвалась я.

— Грядок?!

— Ну, если не хочешь… — Я красноречиво посмотрела в сторону леса.

— Копать? — сдался гордый богатырь.

— Сажать, — фыркнула я. — Жди здесь.

Избушка предупредительно присела, едва не подставив ступеньку крыльца прямо под ногу.

— Вот молодец! — Я похлопала ее по дверному косяку. — Будешь себя хорошо вести, еще и крышу перекроем. А то трясешь трухой во все стороны.

— Васька! — Кот тоже, похоже, уже убедился, что со мной лучше дружить, потому что появился мгновенно. — Где обещанные семена?

Разбираться с целым сундучком меленьких мешочков без подписи я не стала, сразу остановив взгляд на большом ларе с картошкой. А что? У меня тут тридцать три голодных мужика, между прочим. Разумеется, таскать мешки я и не подумала, быстренько приспособив для этой цели бродячее ведро.

— И сколько сажать? — вытаращился мальчишка, увидев наполненное картошкой самоходное ведерко высотой ему почти до пояса.

— От забора и до… — чуть было не ляпнула я, но вовремя прикусила язык: до заката он мне одну картофелину посадит, если очень постарается. — От забора и до дна.

Горе-богатырь покосился на клонящееся к верхушкам деревьев солнце, потом на темнеющий за частоколом лес и поплелся к огороду.

— И ровненько сажай, — напутствовала я вслед.

Тот буркнул что-то невнятное, что я решила принять за согласие, и взялся за лопату.

Допросить парнишку можно было бы и подотошнее. Но, во-первых, я боялась выдать уже себя. А во-вторых, у меня за калиткой маялись еще два кандидата в богатыри, и с ними тоже надо было что-то делать. «Не кататься же, валяться», — ухмыльнулась я про себя и, убедившись, что мальчишка скрылся за дверью бани, пошла к частоколу.

Мой лесной купальщик все так же щеголял подсыхающей коркой вонючей болотной грязи. «Мог бы и помыться, — слегка рассердилась я, наморщив нос. Где-то же щукин ручей за частокол вытекает! Не иначе как тоже на баньку рассчитывает, паразит!»