– Иногда, чтобы выжить, приходится убивать, – сказал он. – Нам это не нужно объяснять, мы колонисты. Правда, диких животных у нас не водится, но мы убивали чужих во время Вторжения две тысячи двести двадцать восьмого года.

– Не молодые вы были, чтобы чужих убивать? – спросил Константин Саватиевич.

– Мой брат убивал, – ответил Мигель. – И отец.

– И мой отец воевал, – сказал Конвей.

– Я видела, как они дрались с боевым дроном, Константин Савватиевич, – сказала Ирина. – Ни на шаг не отступили и не дрогнули. Результат ты знаешь.

– Да, знаю, – сказал староста. – Так что случилось? Давайте по порядку.

Они рассказали.

Ирина сидела рядом и слушала с неослабевающим интересом. Слушала и Марья Андреевна, жена хозяина, и ещё несколько жителей деревни – мужчин и женщин, которых ради такого случая позвал к себе Константин Савватиевич. Был среди них и священник, отец Ярослав. Молодой, немногим старше Конвея. В тёмно-сером подряснике, с серебряным православным крестом на груди, – сидел за столом, пил чай, внимательно слушал, поглядывая на гостей живыми серо-голубыми глазами.

– И вот мы здесь, – традиционно закончил Мигель и замолчал.

Молчал и Константин Савватиевич. Молчала Ирина. Молчали все остальные. Это было не мёртвое тяжёлое молчание, которое наступает после горьких или страшных известий, а молчание живое, дышащее. Было видно, что люди думают, соображают, прикидывают варианты.

– Подытожим, – сказал Константин Савватиевич и принялся загибать пальцы. – Вы – первые колонисты на Земле за последние сто лет – это раз. Попали сюда случайно – это два. Вы ничего или почти ничего не знаете о нынешней жизни на Земле – это три. И, наконец, за вами охотится, как минимум, одна всемирная ИИ-нейросеть из двух – это четыре, – он показал руку с отставленным большим пальцем. – Я ничего не забыл?

– Они русские, и они крещёные, – сказал батюшка. – Это пять.

«Как он догадался?» – подумал Мигель. И тут же вспомнил, что хозяин и гости молились перед тем, как сесть за стол. И они с Конвеем молились вместе со всеми и осеняли себя крестным знамением. Мигель широко, троеперстием и справа налево, как православный. Конвей всей ладонью, мелко, слева направо, как католик. Подавляющее число колонистов были христианами – православными, католиками, протестантами. Потомками тех колонистов-христиан, которые покидали Землю во времена Большого Исхода. Не религиозных фанатиков – фанатиков на корабли не брали, там был довольно жёсткий отбор. Просто верующих крещёных людей. Тогда считалось, что вера в Бога – одно из основополагающих качеств человека, который не разделяет идеалов трансгуманизма. И ныне колонисты в большинстве своём продолжали придерживаться данной точки зрения. Что абсолютно не мешало им быть талантливыми учителями-воспитателями, врачами, учёными, инженерами, управленцами, пилотами, техниками, военными, философами, поэтами и много-много кем ещё.

При этом древние конфессиональные споры и конфликты не приветствовались настолько, что те единицы-ортодоксы, кто пытался их разжечь, попадали под пристальное наблюдение врачей-психиатров, а то и жесткий полицейский надзор. Католик или протестант не видел ничего зазорного или, тем паче, греховного в том, чтобы зайти в православный храм на службу и знал, что возглас дьякона после соборной молитвы «Оглашённые[3], изыдите!» к ним не относится. И наоборот. В общем, если и не полный экуменизм, то близко к тому. А как иначе? Солнечную систему покорять и обживать – это не Землю делить. Здесь единение нужно. В том числе и в вере.

– Да, верно, – староста сжал кулак. – Пять.

– Вообще-то, я ирландец с неподтверждёнными еврейскими корнями, – сообщил Конвей.

Вокруг засмеялись.

– Водку ты пьёшь по-нашему, – сказал Константин Савватиевич. – Мы только что видели. И по-русски говоришь чисто. Для нас вполне достаточно.

– У меня вопрос, – сказал Мигель. – Можно?

– Конечно.

– Вы – это кто? Не поймите нас неправильно, но мы про вас ничего не знаем. Честно говоря, мы до сих пор как во сне. У нас считается, что на Земле нормальных людей давно не осталось. Все, как бы это помягче…

– Слились с машинами и находятся в рабстве у искусственного интеллекта? – подсказал староста.

– Ну… что-то в этом роде.

– Хм. Будем откровенны. Доля истины, и очень большая, в ваших предположениях есть. Но всё-таки только доля.

– А поконкретнее?

– Поконкретнее – слишком долго. А времени у нас, если я правильно понимаю обстановку, слишком мало. Если коротко – да, очень и очень многие слились. Подавляющее большинство. И слились, и в добровольное рабство сдались. Хотя, опять же, что называть рабством… Я бы это скорее не рабством назвал, а полной передачей прав, обязанностей и ответственности. Рабы трудятся на своих хозяев, а у нас работают не люди, а машины. Под мудрым руководством ИИ-нейросетей Нэйтеллы и Вестминда. За исключением нас и таких, как мы. Но таких, как мы, очень мало. Буквально крохи, если брать от общего числа хомо сапиенсов. Ещё есть учёные, вирт-разрабы, сочинители историй, художники, прочие творческие люди. Или те, кто таковыми себя считает. Но их тоже относительно немного, и практически все они так или иначе слиты с нейросетями. Вот и получается, что нормальные люди, в вашем колонистском понимании, да и нашем, христианском, тоже – это только мы.

– То есть вы в первую очередь христиане? – догадался Мигель.

– Мы называем себя новыми старообрядцами, – сказал, оглаживая бороду, отец Ярослав. – По аналогии с древними русскими старообрядцами, не предавшими своей веры. Похожие группы есть и среди католиков, мусульман, иудеев.

– Одну минуту, – сказал Конвей. – Получается, что вы – это как бы мы, колонисты. Только здесь, на Земле?

– Разница в том, – сказал Константин Савватиевич, – что вы улетели. А мы остались.

Он сделал паузу. Ровно такую, чтобы Мигель ощутил себя если и не предателем, то где-то рядышком.

– Но в целом, я думаю, похоже, – продолжил староста. – Хотя мы, как и вы, не слишком хорошо осведомлены о вашей жизни на Марсе, Луне и… где там ещё?

– Свободное Государство Ганимед и Королевство Рея, – сказал Мигель.

– Да, вспомнил, спасибо. Нэйтелла и Вестминд осуществляют не только физическую блокаду Земли, информационную тоже. И у них для этого имеются все средства. Скажем спасибо, что нас не трогают. Пока. Из гуманных соображений, как они сами утверждают. – Константин Савватиевич неожиданно и грубо выругался и тут же перекрестился. – Прости, Господи. Поймите одну вещь и передайте там своим, когда вернётесь. Руководству и всем остальным. В том числе и атеистам. Есть у вас атеисты?

– Марсианская Республика – светское государство, – сообщил Мигель. – У нас полная свобода совести и вероисповедания. Конечно, есть и атеисты. Например, мой дедушка. Сухов Василий Игнатьевич.