Да ну? – спросила она, смеясь. Разве это хорошие новости для тебя?

Что ты хочешь этим сказать? спросил он.

Она смеялась, и смеялась, и смеялась.

Дорогая В. У.!

Я думаю о том, что действительно важно в жизни. Я понимаю, что это не оригинальный вопрос, но все же хотела бы поделиться с вами своими идеями, на случай, если и вам приходили в голову подобные мысли.

До того как стать матерью, я никогда не мечтала о семье или даже о браке. Все мои фантазии были о комнатах музея, где отдается эхо, о сверкающих полах и белых стенах, о священной тишине, присущей таким пространствам, и о своей работе в этом пространстве. Вот какими были мои фантазии.

В детстве они были довольно размытыми, но с годами становились сложнее, конкретнее. Я представляла будущую себя с дорогой стрижкой, короткой челкой и в модных очках, залитую солнцем студию, где воплощаются в реальность интересные проекты. Друзей, у которых безупречный вкус и по любым вопросам – свое мнение, поездки в Европу, летние резиденции и так далее. Ладно, не буду вас слишком этим утомлять. Скажу только, что вот о чем мечтала всю свою жизнь.

Но – мое тело. Но – ребенок. И да, материнство, несмотря на мои протесты, доставило мне огромную радость, быть матерью чудесно, мило, очаровательно – но в залитой солнцем студии нет места для ребенка. Или лучше будет сказать, в моем доме с ребенком нет места для искусства. Как будто все мои фантазии рухнули. Стены пусты, и я в них тоже пуста.

Все это я хочу свести к вопросу: за что должна бороться женщина? Учитывая ее ограниченные ресурсы, ограниченное время, энергию и вдохновение, за что стоит бороться? За искусство? По большому счету это иногда кажется таким бессмысленным, даже эгоистичным. Навязывать свою точку зрения на мир – кому это действительно нужно, особенно когда ребенку срочно требуется мать?

У меня нет никаких ответов, кроме одного: искусство кажется мне не менее важным, чем материнство. Без него я не чувствую себя собой. Не чувствую себя человеком.

Достаточно ли это важная причина посвятить ему себя?

М. М.

На двери повсюду царапины. Уголки книг пожеваны. Одна из подушек порвана. Мать не отправилась в город, вообще не выходила из дома; она и не хочет. Они с мальчиком лепили из пластилина, пекли пирог, танцевали под песни в гостиной. Все ее тело покрыто волосами. Кошка – пушистый хвост, гибкий живот – неотразима. Она обожает бегать, бегать и бегать с мальчиком по лужайке. Они ловят мяч. Бросают мяч.

Давай заведем собаку? – спрашивает она мальчика, и он отвечает: да.

Может, сначала спросим папу, говорит она, а потом говорит: а может, и не спросим.

Они идут в хозяйственный магазин по соседству, покупают лакомства для собак и блестящую миску из нержавеющей стали, которая ей очень нравится. Едва они приходят домой, она наливает в миску воду и пьет, мальчик смеется и тоже пьет. Теперь он хочет пить все свои напитки из собачьей миски, как настоящая собака, и она тоже. Они делятся с кошкой, потому что они хорошие собаки.

Она становится лучше как мать, потому что становится лучше как собака! Собакам не нужно работать. Собак не волнует искусство. Почему это раньше не приходило ей в голову?

Ей нравилось быть собакой, потому что собаке можно лаять и рычать, и не нужно оправдываться. Можно сколько угодно бегать. Можно не становиться никем: быть только телом, инстинктом и стремлением. Только голодом и яростью, жаждой и страхом. Больше ничего. Она может вернуться к состоянию пульсирующей первобытности. У нее была такая свобода, когда она рожала: она кричала, ругалась и, если бы могла, убила бы кого-нибудь. Ее муж чуть не потерял сознание от шума, который она издавала. Так он и сказал: шума, который ты издавала. Какое-то время она лежала, подняв ногу в воздух. Доула сказала ей, что может развернуть ее в такую позицию, чтобы помочь ей вытолкать ребенка, если мать не может сама, но мать знала все инстинктивно. Она следовала за своим телом. Что еще? Если она не могла быть частью мира амбиций, денег и карьеры, она могла оставить его позади и погрузиться в дикость своих самых сокровенных мечтаний, желаний своего тела. Больше не нужно читать о том, кто в каком шоу участвовал. Больше не нужно ругать себя за то, что она не пытается. За то, что каждый день планирует вернуться к своей работе и каждый день терпит неудачу. Она просто уступала тому, кем, по ее мнению, была призвана быть – животным, опекающим своего детеныша, не имеющим других желаний и забот. Ну и что же? Она чувствовала, как волоски пробиваются из каждой поры ее тела.

Она залаяла от счастья, мальчик тоже залаял и поскреб ее затылок.

«Кто сомневается, какие загадки и тайны несут в себе женщины? – так начинался отрывок, который она читала в тусклом свете лампы, прежде чем уснуть на кушетке после долгих собачьих игр; мальчик в одном подгузнике спал на коврике в гостиной.

Кто может представить себе, какие подвиги и безрассудства совершали женщины? Совершенно невообразимые при образе жизни, который они вели с самого начала истории человечества. Женщина, доведенная до предела, будет задействовать все свои способности, все свои навыки, биологические инструменты и уловки, имеющиеся в ее распоряжении, не только для того чтобы выжить, но, более того – если растит потомство, – чтобы обеспечить лучшую жизнь этому потомству. Таким образом, сила матери преобладает над силой бездетной женщины, поскольку матери – особенно матери младенцев и очень маленьких детей – занимают своеобразное промежуточное пространство между людьми и животными. Они находятся именно в этом пороговом потустороннем мире, где мы можем обнаружить многих из самых интересных для нас женщин-волшебниц. В этом пространстве их силы наиболее велики, а их конституция наиболее изменчива и создает непревзойденный потенциал.

Вжавшись в диван, мать изо всех сил моргала, чтобы не уснуть, потому что слова, казалось, выходили откуда-то из глубин ее собственного сознания, пусть даже были написаны здесь, на бумаге.

Возможно, самое странное: большинство женщин-волшебниц не осознают своих способностей и переходят в сферу магии безо всякого резкого разрыва с прошлым. Для них путешествие в магический мир так же естественно, как дыхание, как погружение в сон. Переход из мира известного в мир неизвестного часто происходит неосознанно, но сознательно или нет, это знаменует начало того, что Кволо называют ага, или второй жизнью».

Муж вернулся домой в пятницу вечером. Было позднее лето, такое позднее, что, приглядевшись, можно было увидеть, как листья меняют цвет. День был чудесный, и даже после пятичасовой поездки он был в хорошем настроении, потому что – почему бы и нет?

Боковая дверь-ширма была не заперта, а тяжелая дверь за ней – приоткрыта, летом они часто ее так оставляли. Бриз задувал в раскрытые окна, в гостиной тихо играла музыка.

Привет, сказал он, сбрасывая обувь, поставил у раковины чемодан. В кухне было прибрано, в темной ванной пахло отбеливателем. Кровати были заправлены, полы – пропылесошены. За кроватью стояла новая собачья будка, в ней лежали одеяло и подушка. Никакой разбросанной по полу одежды, как обычно. Никаких раскиданных по дому игрушек. Сумерки дышали в раскрытые окна, покачивая прозрачные шторы.