— Простите! Мне нужно две минуты. Я заберу свои вещи.

Она ждать не собиралась. Даже не обернувшись, девушка вышла за дверь. Я все-таки рискнул и собрал все, что было на столе, в лежащую здесь же матерчатую сумку и метнулся во двор. Скелле стояла около колодца и умывалась. Рядом лежало тело разговорчивого охранника. Он просто умер. Будем надеяться, что он знал, на что шел, когда устраивался на эту службу, но в любом случае его семью ждут сегодня плохие новости.

Скелле вновь обратила на меня внимание.

— Помыть бы тебя!

— Я не против, — почему-то успокоившись, ответил я.

— Других скелле сейчас в округе нет. Мне надо в долину, к реке. Ты можешь меня провести? — сухим тоном, как если бы допрашивала слугу, спросила женщина-маг.

Местные реки были главными транспортными путями страны. Далекие предки аборигенов привели с собой в этот мир лишь коз, овец и коров. Почему-то у них не было собак и кошек, как и лошадей. Для сухопутных перевозок использовались волы, но если речь шла о большом путешествии, то альтернативы воде не было.

Однако ответил я, сам не знаю почему, другое:

— Ну и нафига вы его убили?

Скелле посмотрела на меня, нахмурившись, выпрямилась, как если бы и без того стройная девушка проглотила палку, и заявила:

— Во-первых, обращайся ко мне «госпожа»! Во-вторых, это не твоего ума дело! В-третьих, ты не ответил на мой вопрос, вонючий дикарь!

Видимо, все, что я пережил за последние несколько дней, — арест, пытки, ожидание смерти, безнадежный побег — перевалило за критический предел, и я, вместо того чтобы благоразумно согласиться и терпеливо отвечать, произнес:

— С вашего позволения, я бы забрал у вас шлем — занятная штукенция! — после чего подошел вплотную к опешившей девушке и молча забрал у нее шлем, который она так и держала в руке с тех пор, как сняла его с головы.

— В долину тут одна дорога, так что не заблудимся. Еще. Мне очень льстит, конечно, что вы постоянно называете меня дикарем. Видимо, имеете в виду то, что я дикий маг. Но в моем языке это означает нецивилизованного, необразованного человека из далеких и диких мест. Спешу сообщить, что моя страна, насколько я могу судить, гораздо цивилизованней вашей. И образование свое я получал в лучшем университете моей родины. Так что с вашей стороны было бы очень любезно, госпожа, запомнить мое имя — Илья.

Я нагнулся к ведру и стал пить прямо из него, ощущая тикающий взрыватель мегатонной бомбы за спиной. Хоть умру, напившись!

Когда я утолил свою жажду, я все еще был жив. Выпрямившись и не глядя на девушку, я стал запихивать громоздкий шлем в конфискованную котомку.

— Ты не мун! — глубокомысленно заметила скелле.

— Я никогда им и не назывался. Но, мне кажется, нас должны сейчас беспокоить другие вещи. Точнее, другие скелле. Хотя я бы и правда помылся.

— Других скелле рядом нет. Я бы их видела.

— Осмелюсь поинтересоваться: а как далеко вы видите?

— Ну, метров на 300, 400, — говорила она, естественно, в местных единицах измерения расстояний.

— То есть пока никто не в курсе, что мы выбрались из клеток. Но рано или поздно об этом узнают. Дорога в долину одна. Как мы пойдем по ней, если нас будут искать сразу трое скелле? И что нас ждет в долине? Могут ли они предупредить других?

Девушка безразлично махнула рукой и устало ответила:

— Эти трое, особенно Шилла, ничто против меня. В долине должны быть их сообщники, но мой арест был незаконен, и вряд ли они используют официальный канал связи. К ним сразу же возникнет очень много вопросов. Они надеялись все сделать втихую, поставить всех перед фактом. Фактом моей смерти!

— Если вы так круты, то как же они вас задержали, как втиснули вашу голову в эту хрень? — я постучал по пузатой сумке.

— Как обычно. Напали, пока я спала. Банальное предательство! Но теперь у них будут очень большие проблемы! — она вновь хищно улыбнулась.

Да, со мной явно что-то не то — я готов был любоваться этой бомбой, пока они рванет.

— Мне нужен сопровождающий. Моего они убили. Спуск в долину займет три дня — мне надо будет спать. Как только они увидят, что я отключилась, нападут.

— Пойдем в магистратуру, наймем охрану из полиции.

— Это только облегчит им задачу. Охрана и скрутит меня сонную или просто убьет!

— Ясно. Мне деваться некуда, я пойду с вами, если вы не против.

Скелле внимательно посмотрела на меня.

— Тебе надо помыться.

Еще никогда я не говорил этого с таким чувством:

— Так в чем проблема? Пойдем в баню.

Похоже, она думала о чем-то другом.

— Проблема в том, что мой побег не нарушает закон — я была схвачена незаконно. Если же я возьму тебя с собой, то я укрою опасного преступника и дам этим сучкам шанс на официальное обвинение.

— Ну, считайте, что я важный свидетель! Сокрытие свидетельства или свидетеля преступления — тоже преступление.

— Да уж! Может, ты и не врал. Ладно, где тут ваша баня?

Ближе к вечеру мы стояли на краю широкого каменистого плеса местной речки, к сожалению, совсем не судоходной. Русло реки в этом месте прорубало как бы широченную просеку в зарослях местного варианта желто-синего дерева-великана. И отсюда просматривался широкий голубоватый простор обширной равнины, лежащей дальше внизу за холмами. Я раньше переводил местное слово «фаэлт»5 как «долина», потому что не вполне представлял, что они имеют в виду. Теперь же я видел простор огромного нового мира, не ограниченный ничем. Среди дымки почти под самым горизонтом блестели излучины большой реки, и я уже догадывался, что это и есть Дон. Облачное покрывало редело в направлении моего взгляда, и там же, где блестела большая вода, была видна полоска синего, как на Земле, неба. Солнце еще пряталось выше линии облаков, но там, далеко, оно освещало просторы великой реки без помех, и его отражение слепило глаза.

Скелле имели здесь почти абсолютную власть. Моя спутница могла реквизировать любую повозку на дороге, но почему-то категорически отказалась это делать, и нам пришлось топать на своих двоих. Более того, она набросила на свое платье-комбинезон цветастое подобие пончо и спрятала волосы под косынку, которые носили девушки в городе. Если это был маскарад, то не очень удачный. Встречные возницы, расслабленные и скучающие вдали, рассмотрев мою спутницу поблизости, пугались, подбирались и несколько раз даже останавливали повозки, дожидаясь, пока мы их минуем. Дорога была одна, а если и имелась другая, то я ее не знал. Сворачивать было некуда, тем более что постоялые дворы имелись только вдоль дороги, а у нас не было никаких припасов, чтобы путешествовать по бездорожью. Я нес объемистый рюкзак за плечами, значительная часть которого была занята тем, что я посчитал нужным взять из своего сарайчика. В городе мы ни с кем больше не виделись. После того как я по-быстрому отмылся в бане, город словно опустел — по-видимому, стало известно о нашем освобождении и простой люд счел за лучшее не попадаться нам на глаза. Посещать немногочисленных знакомых я не посчитал уместным — мало ли как там закончится, а им тут еще жить и жить.