— Месье де Лувуа, несомненно, будет сожалеть онесправедливости своего решения, когда я подробно доложу ему о том, что вы мнесообщили. Что же до остального, то приказ остаётся приказом.

— Но вам наверняка предоставили некоторую свободу действий ввыполнении вашей миссии. Поэтому я считаю, что, выслушав мои объяснения, выокажете услугу королевству, рекомендовав месье де Лувуа не нарушатьсуществующего положения вещей до тех пор, пока Франция не будет в состояниинаправить в Карибское море флот, который сможет охранять её владения.

Но шевалье заупрямился.

— Такой совет мне едва ли подойдёт. Вы получили распоряжениемесье де Лувуа немедленно закрыть рынок, где сбывается награбленная корсарамидобыча. Я уверен, что вы дадите мне возможность заверить маркиза в вашембезоговорочном согласии.

Эта тупая бескомпромиссность приводила д'Ожерона в отчаяние.

— Должен, однако, заметить, месье, что ваша формулировка несоответствует действительности. Здесь сбывается не только награбленное, но идобыча, отнятая у Испании и компенсирующая грабежи, от которых мы страдали ибудем страдать по милости кастильских хищников.

— Но это фантастично, месье. Между Францией и Испанией мир.

— В Карибском море, месье де Сентонж, мира никогда небывает. Уничтожив корсарство, мы капитулируем и подставим горло под нож — вот ивсё.

Но аргументов, способных сдвинуть с места шевалье деСентонжа, просто не существовало.

— Я вынужден рассматривать это только как ваше личноемнение, в какой-то мере внушённое вам (не обижайтесь на меня за это) интересамивашей компании и вашими собственными. Как бы то ни было, приказ вполне ясен, ивы должны понимать, что его невыполнение повлечёт за собой большиенеприятности.

— Не большие, чем выполнение, — заметил губернатор, скрививгубы. Он вздохнул, пожав плечами. — По вашей милости, месье, я попал между двухогней.

— Надеюсь, у вас хватит справедливости понять, что явыполняю свой долг, — величественно промолвил шевалье де Сентонж. Слабый намёкна желание оправдаться, звучавший в этой фразе, был единственной уступкой,которую месье д'Ожерону удалось выжать из своего упрямого и самонадеянногогостя.

Месье де Сентонж вместе со своей супругой покинули Тортугу втот же вечер, взяв курс на Порт-о-Пренс[60], который шевалье намеревалсяпосетить перед тем, как отплыть во Францию, где его ожидала заманчивая жизньбогача.

Восхищаясь собственной твёрдостью, проявленной им в беседе сгубернатором Тортуги, он поведал обо всём мадам де Сентонж, чтобы та могларазделить его восторги.

— Этот мелкий скупщик краденого мог вынудить меня уклонитьсяот выполнения долга, если бы я не был столь бдительным, — улыбаясь, заметилшевалье — Но меня не так-то легко обмануть. Поэтому месье де Лувуа и поручилмне такую важную миссию. Он знал, с какими трудностями я могу столкнуться, и несомневался, что меня не проведёшь.

Мадам де Сентонж была высокой, красивой брюнеткой с глазами,похожими на терновые ягоды, кожей цвета слоновой кости и бюстом Гебы[61]. Еётомный взгляд был с благоговением устремлён на мужа, собиравшегося ввести её ввысшее общество Франции, двери которого были закрыты для жены плантатора, какбы он ни был богат. Всё же, несмотря на уверенность в проницательности своегосупруга, она осмелилась поинтересоваться, был ли он прав, приписывая аргументы,приведённые месье д'Ожероном, одному лишь корыстолюбию губернатора. Правда, всюжизнь прожив в Вест-Индии, мадам де Сентонж не могла не знать о хищническихповадках испанцев, хотя до сих пор она, возможно, не думала о том, в какойстепени действия корсаров сдерживали их разбои. Испания держала солидный флот вКарибском море главным образом для того, чтобы охранять свои поселения отрейдов флибустьеров. Уничтожение пиратства развязало бы руки этому флоту, азная жестокость испанцев, можно было легко догадаться, к каким бы последствиямэто привело.

С должным смирением высказав свои мысли обожаемому супругу,мадам де Сентонж выслушала самоуверенный ответ:

— В таком случае можешь не сомневаться, что мой повелителькороль Франции примет надлежащие меры.

Тем не менее спокойствие шевалье было несколько поколеблено.Эта робкая поддержка аргументов д'Ожерона выбила Сентонжа из колеи.

Конечно, было легко отнести все возражения губернатораТортуги за счёт его эгоизма и страха перед испанцами. Однако месье де Сентонж,будучи со времени своей женитьбы живо заинтересованным во французских колонияхв Вест-Индии, начал спрашивать себя, не слишком ли поспешным было егозаключение, что месье д'Ожерон преувеличивает.

В действительности же губернатор Тортуги не преувеличивал.Как бы ни были его аргументы согласованы с его интересами, они, несомненно,имели под собой существенную основу. Теперь же ему оставалось только покинутьсвой пост и вернуться во Францию, предоставив месье де Лувуа самому решатьсудьбу Французской Вест-Индии и Тортуги в частности. Правда, это было быизменой интересам Вест-Индской компании, но если политика нового министравосторжествует, то у компании очень скоро не останется никаких интересов.

Губернатор провёл беспокойную ночь и заснул только нарассвете, но почти тотчас же проснулся от пушечных выстрелов.

Канонада и треск мушкетов были настолько продолжительными,что д'Ожерону понадобилось длительное время, пока он осознал, что этот шумозначает не атаку на гавань, а feu de joi[62], какого ещё никогда не слыхивалискалы Кайоны.

Когда же губернатор выяснил причину салюта, то егонастроение значительно улучшилось. Сообщение о поимке и казни капитана Блада вСан-Хуан-де-Пуэрто-Рико было опровергнуто прибытием в Кайону самого ПитераБлада, живого и невредимого, на борту захваченного испанского корабля, ещёнедавно называющегося «Мария Глориоса» и служившего флагманом эскадры маркизаРиконете. В кильватере «Марии Глориосы» следовали два испанских галеона,нагруженных сокровищами.

Гром орудий раздавался с борта трёх кораблей Блада, ремонтировавшихсяна Тортуге в его отсутствие, среди экипажа которых в течение последней неделицарили растерянность и уныние.

Д'Ожерон не меньше пиратов радовался воскрешению из мёртвыхчеловека, которого он уже успел оплакать, ибо между губернатором Тортуги иславным капитаном флибустьеров существовала тесная дружба. Месье д'Ожерон и егодочери устроили в честь Питера Блада настоящий пир, ради которого губернаторизвлёк из погреба несколько бутылок отборного вина, полученного из Франции.