Тяжело дыша, она вытерла рот и привалилась боком к стволу.Руки были мерзкие и липкие, и она брезгливо потерла их сначала о кору, а потомоб снег.

Хорошо, что так много снега. Его можно есть. Можно вытиратьим лицо и руки. Можно смотреть, как, цепляясь за ветки, шатается по лесуметель.

Ядовитый запах уползал, освобождая место холодному воздуху,и нос у Марты замерз, только не было большой ладони, в которую можно было быуткнуться.

Хоть на несколько секунд.

Она еще потопталась, заставляя себя глубоко дышать, а потомповернулась к дому.

Данилова не было за дверью из толстого коричневого стекла.

Он не маячил там, изнывая от сочувствия и волнения. Конечно,нет! Он никогда не поставит ее в дурацкое положение, став свидетелем ееслабости! «Наши маленькие женские слабости», — так говорила мать Данилова прочудовищный насморк, из-за которого нос у Марты был ровно втрое большенормального человеческого носа, глаза слезились, в ушах невыносимо и подлочесалось, а Данилову хватило ума притащить ее в таком виде к мамочке.

Марта эти «маленькие женские слабости» возненавидела раз инавсегда.

Ну почему он не вышел хотя бы посмотреть, что с ней?! Почемуему нет до нее никакого дела?! В конце концов, именно он притащил ее в этотжуткий дом и втравил во что-то страшное, отвратительно воняющее краской икровью!

Мороженый норвежский лосось, неизвестно почему подумалаМарта. Этот лосось был вчера на ужин. Или форель была?

Еще вчера были записки. Две одинаковые записки — дляДанилова и для Марты.

«Убийца должен быть наказан, пощады не будет».

Она его еще жалела, и думала о его покойной жене, и утешалаего! Дура.

Убийца…

Убийца должен быть наказан.

Наказан. Наказан…

Марта поскользнулась, чуть не упала и побежала к дому,колышущемуся над холмом в плотной снеговой мгле.

— Данилов! — закричала она, рванув дверь. — Данилов!!

Запах снова навалился на нее, и она закашлялась, хватая себяза свитер на груди, как будто он душил ее.

— Что ты кричишь?

Он был совсем рядом. Может, все-таки смотрел за ней?

Вдалеке показался охранник. Постоял и двинулся к ним.

— Что случилось? Тебе плохо?

— Хорошо. Данилов, помнишь вчерашние записки? Ну, что пощадыне будет?

— Да, — сказал Данилов и оглянулся на приближавшегосяохранника, — я про них не забывал, Марта. Конечно, это все… о том же.

— Что за записки? — спросил охранник равнодушно. — Выполучили какие-то записки?

— Я покажу. — Марте показалось, что Данилов очень недоволентем, что она некстати вылезла с записками. — У меня с собой.

— Просто литератор какой-то, — пробормотал охранник иулыбнулся Марте, — пишет и пишет.

— Кто? — не поняла Марта.

— Наш неизвестный разбойник. Прямо тяга у него к перу, можносказать.

— Почему тяга? — опять не поняла Марта.

— Вам пишет, — охранник присел на корточки, оперся руками исмешно понюхал что-то на полу, — нам пишет…

Марта сжала зубы. Ей показалось, что даже на улице слышно,как они скрипят.

— Что именно и кто вам пишет?

— Вон, — охранник поднялся с пола и отряхнул ладони, — настене, за гобеленовой… за бывшим гобеленом.

Марта быстро посмотрела. Что-то голубое мелькало средирваных клочьев обивки. Что-то такое, на что она поначалу не обратила внимания,так как все стены были густо и беспорядочно измазаны краской. Хрустя разбитымстеклом, она подобралась поближе.

Голубые загогулины плясали у нее в глазах, никак нескладывались, клочья обивки мешали разобрать.

«Это только начало» — вот что было написано. Наконец-то онаразобрала.

— Что это такое? — спросила Марта, ни к кому не обращаясь. —Что — «только начало»?! О чем это?!

Охранник пожал плечами и отошел.

— Приедет Владимир Алексеевич. Это Дудников, наш главныйшеф, — пояснил он, опять что-то внимательно рассматривая, на этот раз на стене,— привезет фотографа. Фотограф сфотографирует, а эксперт потом скажет, один человекваши записки и эту… наскальную роспись сделал или нет.

— Не один? — пробормотала Марта.

— Вышла бы ты на улицу, — негромко посоветовал Данилов, —здесь совершенно нечем дышать.

Хоть бы что-нибудь новое сказал. Например: принеси мне кофе.

Господи, у них же есть кофе! Целый большой термос кофе! Ибутерброды, и два яблока, прикрытые салфетками, — кусок нормальной вкуснойсубботней жизни!

— Данилов, дай мне ключи от машины. У нас в машине термоскофе! Я сейчас принесу. Как вас зовут?

— Меня зовут Дмитрий. Дима, — добавил страж, подумав, какбудто сомневался, что Дмитрий — это именно Дима, а не Юра, к примеру. — Сюдалучше не носите. Здесь все равно дышать нечем. Давайте лучше на улицу выйдем.

— Я не пойду, — сказал Данилов и вложил Марте в руку ключи,— я пока посмотрю, может, найду что-нибудь…

— Нет, Андрей Михайлович, — возразил охранник твердо, — мыбудем смотреть вместе. Простите, но одного я вас здесь не оставлю.

— Почему? — вмешалась Марта. Охранник — все-таки Дима, а неЮра, — безмятежно улыбнулся. Данилов улыбнулся ему в ответ. Как обычно. Губыулыбались, а сам Данилов и не думал.

— Потому что я могу уничтожить какие-нибудь важные детали, —пояснил Данилов Марте, — например, кисть, испачканную голубой краской. В своихцелях, понимаешь?

— Кисть тут ни при чем, — сказал охранник рассеянно, — этоиз баллона рисовали.

— Почему из баллона? — спросила Марта. — Какое это имеетзначение, из баллона или кистью?

— Из баллона потому, что краска вокруг летела. Видите,обивка вся в краске. Потому и прочесть так трудно, половина букв на стене, аполовина на клочьях получилась.

— Ну и что? — настаивала Марта.

— Да ничего, — Дима пожал плечами и опять лучезарноулыбнулся, — просто наблюдение. У нас теперь самое главное — это наблюдение,сопоставление, поиски улик. Эксперт приедет, пальчики поищет. Только сдаетсямне, что пальчики — дело гиблое.