Он пропадет без сигарет.

Сегодняшний кошмар был каким-то на редкость иезуитским и… неправдоподобно реальным. Данилов не знал раньше, что сны могут быть такимиреальными. Все из-за того, что какие-то неизвестные придурки вчера разгромилидом Тимофея Кольцова. Слава богу, охранник жив. Если бы он умер, у Данилова небыло бы другого выхода, как только помереть вместе с ним.

Сознавать до конца жизни, что погубил двух человек, такойслабак, как Данилов, не смог бы.

Сигареты нашлись в гостиной, куда Данилов притащился, чтобывыпить воды. Холодная вязкая химическая жижа из кошмара болталась в желудкевполне реально и осязаемо.

Он выпил воды — привозная родниковая вода отчетливо отдавалакраской, — поморщился, контролируя себя, чтобы не пришлось стремглав бежать кунитазу, и осторожно закурил. Тут дело пошло веселее.

Привычный сухой и душистый дым помог. В голове немножкорасступился мрак, и в желудке улеглось.

Медленно, как старик, Данилов пристроил себя за стол ивытянул длинные ноги.

Зазвонил телефон. Сигарета как будто сама по себе дрогнула унего в пальцах, выпала и покатилась по столу. Данилов почему-то с ужасомпроводил ее глазами.

Кто может ему звонить?!

Кто может звонить ему в восемь утра в воскресенье?!

Мать звонила вчера. Воскресенье — это не ее день. Просто так— не по графику — она никогда не звонила.

Лида? Секретарша из офиса? Служба безопасности ТимофеяИльича Кольцова, установившая несомненную причастность Данилова к разгрому?Номером ошиблись?

По сантиметру, как в замедленной съемке, Данилов протянулруку и снял трубку.

— Да.

— Данилов, почему у тебя голос, как будто ты только чтовосстал из гроба?

Облегчение, как будто вырвавшееся из трубки, дунуло ему влицо.

Ну конечно! Только один человек мог звонить ему «просто так»в восемь утра в воскресенье.

«Я звоню тебе просто так», — всегда говорила она.

Какое счастье, подумал вдруг Данилов, что у него есть Марта,которая звонит «просто так».

— Тебе не приходило в голову, что по утрам в выходной людимогут спать?

— Ты что, — насторожилась Марта, — с Лидой? Тогда ты извинименя, Данилов, я не хотела. Я просто подумала, что после вчерашних приключенийты вряд ли спишь, и решила, что если я позвоню…

Данилов улыбнулся, прижимая трубку плечом, дотянулся дотлеющей на столе сигареты и тщательно затушил ее в пепельнице.

— Марта, — сказал он стрекочущей трубке, — я один. Как тысебя чувствуешь?

— А ты себя?

— Хорошо, спасибо. Наше вчерашнее приключение прошло безпоследствий?

Марта пришла в раздражение, и ухо Данилова моментально этоуловило.

— Когда ты выражаешься, как учитель литературы, мне охотатебя укусить. Какое приключение ты имеешь в виду, Данилов? Как ты тряпкой рануна голове затыкал тому бедолаге? Или как нас лицом к стене выстроили? Или какты по стеклу ползал, а меня рвало? Что именно из этого «приключение»?

— Я просто хотел узнать, — невозмутимо продолжал Данилов, —как ты себя чувствуешь после всех потрясений.

— После всех потрясений я чувствую себя ужасно. Спать немогла. Сначала читала, а потом смотрела телевизор. Показывали какую-то дикость.В твоем духе, Данилов. Очень стильно и концептуально. Про извращенцев.

— А читала что? — Данилов достал еще одну сигарету изакурил.

Как хорошо, что она догадалась позвонить. Просто так.

— «Дневник Бриджит Джонс». Это модный английский роман.

— Стильный и концептуальный?

— Женский.

— Про любовь?

— Про то, как после новогодних праздников невозможно влезтьни в одну юбку, на работе не дают повышения и любовник бросил. Осталсяединственный друг, но он гомосексуалист.

— Я твой единственный друг, — объявил Данилов, — и я негомосексуалист.

— Мне повезло.

— Зачем ты звонишь?

— Я думала, что ты там совсем пропадаешь, Данилов. Ты у наснатура утонченная, где-то даже нежная. Я решила выразить тебе солидарность иподдержку.

— Спасибо. — Упоминание о нежности и утонченности ему непонравилось.

— Ты уже что-нибудь надумал?

— Пока ничего. Но я… мало думал. У меня почти не быловремени.

— Слушай, я совсем забыла про бальные танцы! Как они прошли?

Данилов секунду молчал.

— Все хорошо. По крайней мере, Лида так сказала. Насколько японимаю, самое главное в бальных танцах — это зрители. Зрителей было много, ивсе нужного уровня.

— А шоу?

— Красиво, наверное, — оценил Данилов, — черт его знает.

— Так красиво или черт его знает?

— И так, и так.

— А почему ты не привез Лиду на ночь?

— Марта, это совсем не твое дело.

— Не мое, — согласилась Марта со вздохом, — конечно, не мое.Так почему ты не привез ее на ночь?

— Потому что мне было не до нее. Мне нужно было подумать.Хотя я так ничего особенного и не надумал.

— И она тебя отпустила?

Данилов улыбнулся, представляя, как Марта сидит в пижаме насвоей узкой кушеточке — кажется, это называется «полутораспальный диван»,стильная вещь конца шестидесятых. Марта сидит, скрестив ноги в толстых белыхносках, и на одеяле у нее разложены пульты от телевизора и музыкального центра,а на полу рядом с кушеточкой крошечный мобильный телефон, и вчерашний женскийроман, и какой-нибудь «Business Weekly», принесенный с работы, чтобы посмотретьв выходные. Волосы у нее торчат в разные стороны, и пятно на щеке — на той, чтокасалась подушки, — и облезлый медведь, из которого сыплется желтая поролоноваятруха, привалился к стене.

— Данилов, ты что? Уснул?

— Нет. Я не расслышал.

Марта опять вздохнула, понимая, что отвечать на ее вопросы оЛиде он не станет, а будет старательно уводить разговор, тянуть и мямлить. Внекоторых вопросах он был удручающе предсказуем.