— Машка говорит, что супруг Риты готовит документы для транспортировки больной в Германию. В Гамбург… И он замечательный, заботливый муж. Не отходит от жены ни на шаг.

— Вот и хорошо. Совет им да любовь. — Вываливаю вскипевшие вареники в миску.

— Лиз…

— Меня сегодня в аэропорту встретил Матвей. — Рассказываю подруге наш разговор с бывшим, пытаясь уложиться в несколько минут. Не то, чтобы я против перемыть ему косточки… Но очень хочется есть.

— Так вот зачем эта дрянь приезжала к Егору? — обмакнув вареник в сметану, щурится Снежка. — Везде эта сучка успела — семью твою разбила, теперь к Егору пристает. Честное слово, я случайно увидела их… Выскочила в обеденный перерыв по своим делам, а Мистер Жиголо… Такого мужика сложно забыть, даром, что не в моем вкусе. Высокий, в белой рубашке с закатанными до локтей рукавами, в белых джинсах и белых, нет — белоснежных кожаных кедах, он…

— Хватит. Я знаю, какой он, Снеж. И, кстати, с оснащением там все в порядке.

— Фу, Виноградова. Ты мастер испортить момент. Я хотела тебе картинку обрисовать художественным, книжным языком, а ты меня обломала. — Манерно закатывает глаза Снежанка. — Даже его шикарную белоснежную тачку не дала описать… Ну, ладно.

— Так что они делали? Илонка и этот… жиголо.

— Целовались.

Егор 

Рита спит. Спокойно и безмятежно, как нагулявшийся на свежем воздухе ребенок. Сижу на неудобном больничном стуле, боясь пошевелиться и потревожить ее сон. Растираю затекшую шею и бесшумно потягиваюсь, а потом вздрагиваю от настойчивой вибрации телефона. Кого там черт дернул звонить? С мамой и Радушкой я недавно разговаривал.

— Егор… — стонет Рита и приоткрывает глаза. Медленно перебирает пальцами, пытаясь собрать в кулак простынь. Врачи прекратили вводить седативные препараты, угнетающие рефлексы и чувствительность, и Рита начала оживать, выходить из кратковременной комы, в которую ее намеренно погрузили. — Кто-то звонит? Радуня?

— Нет, Ритусь. Это с работы. Я могу выйти? Тебе не плохо?

— Конечно, сходи пройдись. — Она ломано улыбается и расслабляет ладони.

Торопливо выхожу из палаты под палящее летнее солнце, пропуская настойчивый звонок абонента с незнакомым номером. Однако, через секунду звонок возобновляется.

— Да, слушаю вас.

— Егор, здравствуй, это Илона. Мне нужно срочно поговорить с тобой, ты можешь выйти из больницы?

— Откуда ты знаешь о больнице?

— Видела репортаж по телевизору. — Взволнованно выпаливает она.

— Матвею известно о твоем визите? — жалею, что Илона не видит мою скривившуюся рожу. Прижимаю трубку к уху и следую на больничную стоянку — подожду эту вертихвостку там.

— Он не знает.

— Мне самому сообщить о нашей встрече? — рычу в динамик.

— Мы расстались, Егор. Но речь не об этом.

Илона отбивает вызов. Через минуту из-за угла выплывает желтое такси. Взвизгнув шинами, оно резко останавливается прямо возле меня. Позабыв о грациозности, Илона неуклюже вылезает из машины, натянув на лицо благодушную улыбку — достает ее из невидимого чемоданчика с эмоциями, как старуха Шапокляк.

— Твоя? — бросает оценивающий взгляд на мой Лексус.

— Ты об этом приехала поговорить? — недовольно свожу брови к переносице.

— Егор, мне пишут записки с угрозами. Я рассталась с Матвеем, и меня некому защитить.

— Обратись в полицию, в чем проблема? И…почему расстались? — на секунду чувствую себя сволочью: женщина обратилась за помощью, а я вместо утешения и поддержки, веду себя, как самодовольный гусь. Хорошо, что чувство быстро рассеивается, разбиваясь вдребезги о мое неверие.

— Я говорила, что мне с ним скучно. Матвей не тот человек, который мне нужен.

— Понятно. Что в записках? Кто может их писать? — задаю резонный вопрос, но, кроме лжи, ничего не вижу в ее глазах. Хотя нет… Там не ложь, а полуправда. Она пришла, потому что боится, но честной быть не хочет. Во что же ты впуталась, Илона?

— Я могу только догадываться, кто автор угроз. — Всхлипывает она, дрожащими пальцами пытаясь открыть замок сумки. Достает бумажный платок и утирает со щеки черный след от туши.

— Илона, расскажи, кто эти люди и почему они угрожают? А я попробую помочь. Хочешь, я поручу заняться твоим вопросом своего партнера — Василия Василькова? Он с ними встретится…

— Нет! — вскрикивает она и энергично трясет головой. Похоже, девчонка не на шутку напугана.

— Что эти люди требуют от тебя? — впиваюсь взглядом в лицо Илоны. Она не выдерживает — отводит глаза, словно раздумывает, говорить или нет? Нервно облизывает губы, теребит ремешок сумочки. Дилемма…

— Егор, я поторопилась… Попробую решить свой вопрос сама. — Облегченно вздыхает Илона.

— Хоть убей, не понимаю… Ты пришла за помощью, но молчишь. Боишься? Илона, я не могу это так оставить: садись в машину, я отвезу тебя в полицию. — Нажатием на кнопку брелока оживляю автомобиль — он мигает фарами и приветливо пикает.

— Прости, Егор. Я разберусь сама… Спасибо тебе. — Она неловко обнимает меня, и её беззащитность и хрупкость растапливают сердце. Обнимаю Илону в ответ, по-дружески похлопывая девчонку по спине. Но она воспринимает мой жест по-другому: извернувшись, впивается мне в губы.

— Что ты делаешь? — отстраняюсь от нее, как от прокаженной. — Весь этот спектакль был ради этого, Илон? Я ведь поверил тебе…

— Извини, Егор! Не знаю, что на меня нашло! Прости… — она нервно трет виски и морщится. А затем срывается с места и убегает…

Ничего не понимаю. Хочется позвонить Матвею и все рассказать, но что-то останавливает… Он наверняка засыпет вопросами: почему девушка поехала именно ко мне? Станет расспрашивать о наших отношениях, что навредит сотрудничеству.

— У тебя помада на щеке… — выдавливает Рита, когда я занимаю ставшее привычным место возле ее кровати. Улыбается хитро, а мне нравятся ее хорошее расположение и беззлобная улыбка.

— Ревнуешь?

— Спятил? Нужен ты мне больно, Иволгин. — Рита опускает ресницы. — Я не хочу препятствовать твоей личной жизни, Егор. Если нужен развод, пусть юрист…

— Прекрати. Ты защищена, пока мы в браке. Неизвестно, что эти отморозки планируют делать дальше, охрана шныряет вокруг больницы и нашего дома. Рит, когда это кончится, а? — взмаливаюсь, наверное, в тысячный раз.

— Никогда. Ты знаешь, что никогда. Ладно… Пусть пока будет так, как есть.

Повисает угнетающая тишина — тяжелая, как грозовая туча. Тик-так, тик-так — даже звуки настенных ходиков слышатся оглушительно. Вздохнув, я откидываюсь на спинку стула, почувствовав вибрацию телефона. Неужели, Илонка передумала?