Шрифт:
Интервал:
Закладка:
—В этот раз не поможет. Воспаление, отёк, защемление… Лечение будет длительное. Я Вам сейчас поставлю блокаду, чтобы болевой снять. Пропишу серьёзные препараты и физио. Отнестись нужно серьёзно, иначе дотянете так и до операции. За руль не садиться. Садиться вообще несколько дней будет нельзя.
—Как же нельзя? У меня же суд…
—Так и давайте показания стоя,— набираю из пробирки анальгетик и противоотёчное.— А захотят посадить, так и скажите — врач настрого сидеть запретил!
Усмехается.
—Да уж… как прихватит, так у врача власти поболе, чем у судьи, становится.
—Аллергия на препараты есть?
—Аллергии не было.
—Николай Михалыч,— аккуратно ввожу иглу,— и на больничный. Сначала здоровье, потом — работа. Иначе здоровье отнимет возможность заниматься работой.
—Верно говоришь,— вздыхает он.— Пойду на больничный.
—И на массаж приходите. Ускорит выздоровление. Только лучше ко мне. У меня вторая специализация — неврология.
—Вроде отпускает… А первая?
—Травматолог-ортопед. Детский.
—В самом деле? А у меня внучка с серьёзным искривлением. Приходится в Москву катать.
—Приводите, посмотрю. Может, и на месте сможем корректировать.
—Добро! С полезными людьми в этом городе нужно дружить,— протягивает мне визитку.
«Районный судья Николай Михайлович Веденеев».
—Тьфу-тьфу… Уж лучше Вы к нам!..
А то угрожал тут один олень по статье уволить… Убираю визитку в стол.
—А ты юморист, доктор.
—Работа такая… Если не юморить…
Пожимаем ещё раз друг другу руки.
На перерыве открываю окно, достаю сигарету. Листаю смс. Родители моей маленькой пациентки Ксении просят приехать. Той, что в Москве недавно на терапии была. Увы, болезнь неизлечима, но корректировать можно. Отписываюсь, что буду к четырём. А живут они… в том же коттеджном посёлке, что и моя Ягода…
Да что ж меня крутит и крутит возле неё?
Останавливаюсь на пропускном пункте охраны.
—Всё в порядке,— смотрят они на мои номера,— можете проезжать.
Мне нужно по адресу, что сразу на въезде, но я, ругая себя на чём свет стоит, делаю петлю к дому Виктории. Торможу напротив. Опускаю стекло и выкуриваю сигарету, реально как сталкер пытаясь отыскать признаки жизни в этом доме. Но шторы плотно закрыты… На парковке маленький, словно только что с конвейера, вишнёвый Мини Купер.
Зачем я здесь? Чего хочу-то? Её хочу… Чтобы как в доброй сказке. Явился, значит, простой парень Степан за княжеской женой… Ну да. А она хоромы свои оставила, князя — великого монополиста, да коня вишнёвого… и поехала вместе с сыном жить в твою однушку, которую ты с двумя футболистами делишь. За красивые голубые глаза. Красивые же глаза у тебя, Державин? Так женщины говорят?
Окей. Не прокатит такая сказка. Нужно быть реалистом.
С сожалением давлю на газ, возвращаясь обратно. И мне хочется поныть, как заправской красавице, что бабы-сучки ценят во мне только пальцы, член, да красивые глазки. А вот серьёзные отношения никак не ладятся. Не успевают они мою прекрасную душу рассмотреть за всем остальным. И вот хрен им тогда, а не член, пальцы и красивые глаза!
Я теперь — недавашка! Сначала замуж, потом секс! Ну да…
Мать Ксюши Ангелина глубоко религиозна и уже сильно немолода. Ксюша — поздний и единственный ребёнок. Ангелина руководит благотворительным фондом и сама периодически помогает деньгами и другим пациентам.
Мы разговариваем в гостиной и пьём чай. Показывает мне всю макулатуру, что им отдали после госпитализации. Ксения в инвалидном кресле уныло мешает ложечкой чай.
—Ну что, Ксюха, ты теперь у нас железный человек? Три титановых импланта…
—Я буду ходить?
—Разве тебе не сказали?
—Они всё время врут,— вздыхает она.— Говорят «небольно», а делают больно. А ты правду говоришь — «будет больно».
С детьми вообще просто! С ними нужно говорить, как с равными. Пуху на себя не накидывать, но и авторитет не терять. Тогда можно обо всём договориться. По-честному. Со взрослыми так уже не прокатывает… Поэтому я больше люблю работать с детьми.
—Ну вот я тебе ещё одну правду говорю: будешь пахать — пойдёшь, заляжешь в депрессию с книжками — не пойдёшь. Мышцы атрофируются — и всё.
—Поняла…— сопит.— А ты меня опять мучить будешь?
—Придётся,— пожимаю плечами.— Раз в неделю.
Ангелина провожает, выходит со мной вместе на улицу.
—В идеале нужно купить ортопедический комплекс домой. Очень дорого, но стоит того. Вам теперь всё равно пожизненно придётся на нём работать.
—Купим, какие проблемы. Главное, чтобы помогало.
—И не в Москву надо ехать теперь, а в Израиль. Через год. Опять же — если есть возможность.
—Деньги у нас есть, Стеф,— невесело улыбается Ангелина.— У нас папа в деньги превратился. Ничего, кроме них, от него не осталось. Работа — бабки, бабки — работа… А мы с Ксюшкой словно одни живём.
—Не унывайте. Деньги в вашем случае — это тоже немало.
—Храни тебя Бог,— приобнимает меня на мгновение.
И мы оба вздрагиваем от громкого хлопка.
Разворачиваемся к дороге. Вишнёвый Мини Купер взасос слипся фарами с моей новенькой Ауди!
Ооо… Чёрт тебя возьми, Ягода! Ты издеваешься?.. Как ты могла въехать в меня на пустой дороге?! Только намеренно!
Пиздец тебе…
—Как у тебя успехи в шахматах, Илья?
Ловлю себя на том, что с недавних пор, как только Борис начинает общаться с сыном, во мне тут же вспыхивает неукротимый инстинкт встать между ними и сгладить психологическое давление Бориса.
Это же ненормально!
Но я беру себя в руки. Он же только задал вопрос. Никакого давления, по сути, не было.
—Нормально…— ковыряет Илюшка брокколи с куриным филе.
Продолжаю делать фотографии своего нового тортика. Наконец-то научилась идеально заливать глазурь! В этот раз она лавандового цвета, а сверху рисунки из банановой пасты. Подхватываю пальцем её остатки с чашки и облизываю.
—Тори, не облизывай пальцы. Какой пример ты показываешь Илье?
Лучше промолчать. Иначе сейчас начнётся спор, который закончится тем, что он просто закроет тему и оставит Илью без десерта. В назидание мне.
—И сделай селфи с тортом, выложу в инсту. Будет повод напомнить о себе подписчикам.
—Не хочу я в твою инсту. Я лучше свою заведу.
—Зачем?