Делаю тестю аккупунктурный массаж кисти, чтобы снять спазм.

—А ты чего меня спасаешь-то?— надсадно шепчет Алексей Павлович.— Тебе ж невыгодно.

—Я — врач, а не судья. Мне положено спасать. Делаю то, что должен. В остальном судьба распорядится. Она не дура.

—Ох, Борис… сукин сын… Так подставить меня! Кругом идиоты! Один умный — и тот во вражеском стане!

—Это Ваш выбор. Я с Вами не ссорился.

Вернувшись, Вика протягивает ему воду. Подъезжает скорая. Алексей Павлович отпускает ментов. Ему дают кислород, ставят какие-то инъекции…

Обнявшись, мы с Викой стоим чуть поодаль.

—С ним всё будет хорошо?

—Да. По крайней мере, сейчас.

—Как Илюшка?

—Да всё отлично, не переживай. Давай позвоним…

Набираю, прошу маму передать ему телефон. И Вика делает пару шагов в сторону, разговаривая с сыном. Подхожу ближе к карете скорой помощи.

—Сняли приступ?

Врач озабоченно разглядывает кардиограмму.

—Жить будет. Коллега?

—Ага. С травматологии.

Пожимаем друг другу руки.

Алексей Павлович лежит под кислородной маской. Его телефон трезвонит.

Пытается ответить.

—Нельзя, не снимайте,— одёргивает врач.

Он протягивает телефон мне:

—Ответь!

Наверное, что-то срочное.

—Да?

—Алексей Павлович?

—Да.

—Это Вадим. Марина Богдановна сбила человека. На пешеходном. Нетрезвая…

Там пресса, менты и… Что делать?..

—Перезвоню.

Опускаю телефон. А вот и судьба, которая не дура. На фоне этого скандала Викин тихий развод вообще ни о чём.

—Ну что там?— хрипит он.

—Минуту.

Отвожу врача в сторону. Советуюсь с ним, можно ли в его состоянии такое сообщать. Решаем везти сразу в реанимацию, а там уж… Скорая увозит.

Обнимаю разговаривающую по телефону Вику.

—Стёпа, когда мы поедем к ним?

—Через пару дней, Ягодка.

—Почему?..

Ну как тут сейчас всё бросить?.. Тесть в реанимации, тёща в ментовке…

—Так надо.

Сквозь сон слышу приглушённые крики петухов. Непривычно… Но всё ещё накатывающая иногда во снах тревога сразу же отпускает.

Мы у родителей…

Притягиваю спящую Вику поближе. Её упругая попка упирается мне в пах. Вдыхаю тёплый женский запах её волос, и сон сразу же развеивается. Вытягиваю медленно подушку из-под её щеки и распинаю лицом вниз. Сквозь сон что-то невнятно мурлычет.

Сползаю лицом на её поясницу. Вскрикивает, хихикая и пытаясь выкрутиться.

—Колючий!— брыкается она.— Щекотно!

—Терпи…— кусаю за ягодицу.

—Аха-ха… Ну пусти!

Позволяю ей перевернуться на спину. Целую пока ещё плоский животик в пупок и ниже.

—Мои сладкие ягодки…

—Ты уверен, что будет дочка?

—Уверен.

—А если будет сын?— приятно ведёт коготками по моей голове.— Расстроишься?

—Шутишь? Ты знаешь отцов, которые расстроились бы из-за сына?

Окно открыто. Снизу раздаются разные уютные звуки. Отец рубит дрова, мама гремит посудой. Фоном голос Илюхи.

—Как же здесь хорошо…— потягивается Вика.

—Да… круто. Один косяк,— слышу шлёпанье босых ног по лестнице к нам наверх.— Замка на двери нет!

Быстро натягиваю одеяло на Вику, пряча её голую грудь. Страдальчески постанывая, переворачиваюсь на живот.

—Мамочка?— заглядывает Илья.

—Мой пирожок,— улыбается Вика.

Забегает, запрыгивает к нам на кровать.

—О, Илюха, не скачи вхолостую. Лучше по спине потопчись.

Ложусь удобнее, ощущая, как он встаёт аккуратно на спину, держась за руку Вики.

—Мм… отлично. Ещё лет пять у меня есть личный массажист, а потом уже дочка вырастет.

—А ты чего так рано встал, пирожок? Спал бы ещё…

—Бабушка разбудила щенков кормить. А мм… Марина… вторая бабушка теперь где, что с ней будет?— настороженно.

Вчера услышал разговоры взрослых. Вика стягивает его с меня. Грустно вздыхает.

—Бабушка… Я пока не знаю, пирожок.

Вика тревожно смотрит на меня. Дотягиваюсь до телефона, смотрю сообщение от моего судьи, который взялся за дело Марины.

—Илюха, дружище, принеси стакан кефирчика для мамы, а?— выпроваживаю его.— А то её опять затошнит сейчас.

—Ла-а-адно…— тянет он. Выбегает.

—Ну что там твой судья написал? Посадят?

Читаю смс.

—Нет, не посадят. «Предварительно — принудительные работы на срок до 3-х лет с лишением права занимать определённые должности, а также заниматься определённой деятельностью на срок до 3-х лет.» Я могу сосватать её в больницу санитаркой. Там судебная система предлагает ограниченный спектр работ: уборщики, санитары, волонтёры, которые работают с бездомными…

—Ты знаешь, Стёп, я, наверное, жестокая и мстительная. Я рада! Она так далеко ушла от реальных простых людей, очерствела и окуклилась в своём мире… И сейчас, на фоне развода с отцом, быть может, вернётся в реальность благодаря этим принудительным работам.

Тесть, из последних сил пытаясь спасти репутацию и подготовить предвыборную на следующий год, оформляет экстренный развод с женой задним числом. Вернее, его юристы. Сам он до сих пор в больнице. Но вся это суета с обелением репутации — уже реанимация трупа, на мой взгляд. Скандал приобрёл широкую огласку. Марина сбила мужа одной скандальной журналистки. И та по-полной пиарится на происшествии.

Я, наверное, тоже жестокий. Меня не трогает… Главное, чтобы «условно». Не думаю, что Марина выживет в тюрьме. Для неё это слишком жестоко. Она едва пережила СИЗО.

—Мама не всегда была такой… Я помню, что в моём в детстве она была другая.

Смешливая и ласковая. А потом у отца появилось много денег… власти…

—Ну тебе это теперь не грозит — мамина судьба…

—Не нужно мне!— поспешно перебивает она.

—Но… кое-что я всё же для тебя приготовил, Ягодка.

Достаю колечко.

—В прошлый раз как-то сумбурно вышло. Исправляюсь. Смотри… пять камешков… Я, ты, Илюха… дочка и сын. Согласна?

—На всё!