— Пойдешь учиться, — и направили на курсы младших лейтенантов при 47-й Армии.

Ну, здесь в сравнении с передовой — словно на курорте. Только издали слышим гул пушечных выстрелов, живем не в окопах — в комнате. Учимся. Но идем, движемся вместе с Армией, всегда в боевой готовности.

В апреле начались бои за Берлин. Наша 47-я Армия наступала севернее Берлина. Мы, курсанты, непосредственного участия в боях на передовой не принимали. Но часто по тревоге, и чаще всего ночью, выходили на облавы — очищали территорию от остатков разбитых немецких частей.

25 апреля в районе Катцина мы встретились с частями 1-го Украинского фронта: Берлин был взят в окружение. Встреча эта запомнилась. Колонна наших войск вышла из городка по шоссейной дороге. Мы, курсанты, шли в середине колонны. Вдруг из леса, расположенного влево от шоссе километра за 1,5–2, по колонне ударили из пушек. Колонна быстро заняла оборону вдоль шоссе, фронтом к лесу, развернулась в боевую позицию артбатарея. Из леса никто не показывался. Тем временем была послана разведка. И вот где-то через час из леса выползают танки, на них солдаты машут руками. Наши!!! Но не все увидели эту встречу: во время перестрелки были разбиты две наши пушки, погибли люди.

Быстро продвигаемся на Запад. Немецкие части, оставшиеся в окружении, деморализованы, они беспорядочно отступают; ежедневно видим колонны по несколько сот человек, которые практически без конвоя, под началом своих офицеров направляются в тыл, в плен. Проходим через немецкие городки. Фасады многоэтажных домов белеют выставленными буквально из каждого окна флажками, сделанными спешно из того, что первым попало в руки. Мы, курсанты, идем мощеными улицами особенно торжественно, твердо чеканя шаг, преисполненные силы и гордости.

— О, как много … и какие молодые … а Гитлер говорил, что у русских уже нет армии, — слышим реплики жителей, в основном стариков, женщин, которые вышли на улицу и с интересом смотрят на проходящие части. Первый испуг у них уже прошел, они уже знают, что ничего плохого “русские” им не сделают. Более того, возле походных кухонь собираются люди, особенно дети. Сердобольные солдаты повара (а среди них в основном пожилые) наливают им по возможности солдатский харч.

Были ли случаи бесчинств, жестокости? По всей вероятности были, но не массовые, и они пресекались. В первые же дни вступления наших войск на территорию противника войскам был объявлен приказ Верховного Главнокомандующего Сталина, которым предусматривались строгие наказания по законам военного времени за насилия, умышленные разрушения, поджоги, порчу строений, оборудования и др. Однажды мы вошли в городок, короткий привал. Невдалеке магазины. Пошли посмотреть. В одном вижу: какой-то молодой старшина хватает посуду, бросает на пол, разбивает.

— Зачем это ты? — спрашиваю.

— А это им в отместку за то, что они у нас творили …

— Дак ты иди на передовую “отмщай”, а то что же ты на тарелках зло сгоняешь?

Он притих и выскользнул из магазина. Наверное, какой-нибудь тыловик; тот, кто дрался на передовой, на стульях, тарелках, бокалах “зло сгонять” не будет.

Был очевидцем и картины жестокой. Наши подразделения после ночевки рано утром продолжили движение. Колонна втягивалась в неширокую долину по мощенке, устроенной по насыпи, справа на холме редкий сосняк, там же несколько строений. Неожиданно против этого холмика колонна остановилась, что-то застопорило движение. Известия распространяются быстро: перед мостиком подорвана наша автомашина с бойцами. Через некоторое время увидели; как наши солдаты вывели из домов человек 6 немцев и на холме расстреляли. Насколько это было обоснованно и законно — не знаю. Больше всего — по принципу “зуб за зуб” и вероятнее всего — расплатились жизнью непричастные к этому люди. Но и наши ведь погибли. Случаи такие были явлением редким. Тем более, что, надо отдать им должное, немцы народ дисциплинированный, если сдались и капитулировали — то уже, все, выполняют, что требуется. На территории Германии я был до конца октября 1945 г. и не приходилось слышать о каких-либо случаях диверсий, убийств наших солдат или о чем-то подобном.

В феврале 1945 г., в бытность комсоргом батальона, я был принят кандидатом в члены ВКП(б). На фронте, для тех, кто принимал непосредственное участие в боевых действиях, кандидатский стаж был сокращен. В октябре я стал членом ВКП (б).

День Победы мне хорошо запомнился. Утром, как всегда, подъем, завтрак — и снова в путь. Мы вышли из городка, идем, на окраине населенного пункта в леску в стороне от дороги наши подразделения — то ли ночевка у них здесь, то ли стоянка. Видим — солдаты выскакивают, стреляют вверх из автоматов, карабинов, что-то кричат. Не утерпели, к ним:

— Что такое? Что случилось?

— Ур-а-а-а!!! Победа!!!

Мы тоже отсалютовали. Оказывается, в эту ночь, в ночь с 8 на 9 мая 1945 г. представители германского командования подписали акт о безоговорочной капитуляции. Не верилось, что теперь, если и будем стрелять, то вверх.

Но — кому победа, а мы в тот день “отмахали” километров 50. Солнце уже хорошо пригревало, жарко, а мы с полным снаряжением: скатка шинели, противогаз, автомат, запасные диски, котелок и другие солдатские принадлежности. Уже хорошо повечерело, а мы все шли. Наконец подошли к каким-то баракам, огороженным колючей проволокой. По колонне пролетело “Пришли”. Попадали здесь же, возле проволоки, на траву. Оказывается, это был лагерь угнанных на работу в Германию из разных стран. Но никого в нем уже не было. Здесь мы ночевали.

ВОЙНА ЗАКОНЧИЛАСЬ

Через неделю или две курсы расформировали: надобность в скороиспеченных лейтенантах отпала. Так ничем закончилась вторая попытка сделать меня офицером. Курсантов направили в части. Меня определили в 8-й ОИПТД (отдельный истребительный противотанковый дивизион) — дивизион 76-мм противотанковых пушек. Командиром дивизии был Герой Советского Союза майор Печерица.

Сначала дивизион дислоцировался возле Ораниенбаума, а после Потсдамской конференции (август 1945 г.), когда были определены границы оккупационных зон, мы продвинулись на запад, так так в Советскую зону вошла часть территории, до этого занятая американскими войсками.

Дивизион наш расквартировался на территории бывшего, так называемого “общегерманского музея памятника” (кюнстейзер) вблизи г. Кельбра. Он размещался на вершине живописной округлой, покрытой лесом горной возвышенности. Сооружение — четырехгранная срезанная пирамида, сложена из тесаного гранита,