Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему Фридрих Барбаросса? Фридрих I Барбаросса во время крестового похода утонул, переправляясь через какую-то речушку в Малой Азии. Он мечтал о завоевании новых земель и богатства. В легенде говорится, что Барбаросса должен вернуться и повести немцев на завоевание новых земель, “жизненного пространства” для немцев. Очевидно, именно поэтому Гитлер план нападения на Советский Союз назвал “план Барбаросса”.
В нижней части строения — большое помещение, серое в средневековом стиле, без каких-либо архитектурных живописных украшений. В зале были выставлены боевые знамена армий разных стран, в том числе и России, захваченные немцами во время войн. В витринах экспонировались вещи германских королей, императоров, военачальников; награды. Но содержание витрин было заметно обеднено — до нас американцами, да и наши уже успели к этому приложить руки. Внизу, под отвесной стеной скалы высотой метров 18–20 была гостиница для тех, кто сюда приезжал, другие служебные и вспомогательные помещения. В них мы и разместились. В свое время на территорию музея часто приезжал Гитлер и люди из его окружения. В одной из комнат находилась библиотека, в ней много альбомов с фотографиями, которые запечатлели пребывание здесь “фюрера”.
Вся гора покрыта лесом. Асфальтированная дорога, петляя лесом, сбегала вниз, в местечко Кельбра. С противоположной стороны внизу село. Километрах в двух от него огороды. Туда селяне ехали на велосипедах. Работа тяжелая, почва глинистая, участки усыпаны большими и малыми валунами, камнями. Их собирают, выносят с поля, они кучками лежат на меже участков и полевой дороги. Выращивают картофель, желтеют посевы ячменя, пшеницы.
В село мы ходили пить пиво. Вечерами в пивной собирались жители села — женщины с детьми — подростками, пожилые люди. В небольшом зале вдоль стен столики и стулья; в одном конце зала — прилавок, продавец пива, на противоположной стороне небольшая сцена, там оркестр — один — два аккордеона. Посетители семейно садились за столики, брали по кружке пива — его им хватало на весь вечер, пили медленно, не как мы — залпом кружку, а то и несколько.
Играла музыка, пары танцевали — здесь уже были юноши и девушки лет по 14–16. Играли вальс, танго, наши — “Из-за острова на стрежень”, “ Катюшу”. Во время танца на 20–30 сек выключали свет (периодически) — наверное, для объяснения в чувствах. Следует отметить: происходило все это благородно, культурно, естественно.
Стричься ходили в немецкую парикмахерскую. Здесь впервые встретились с электрической машинкой для стрижки. Вообще говоря, в развитии техники, технологии у немцев было много нового, передового на то время, такого, чего мы не видели, о чем даже не знали. Конечно, за годы войны мы немало сделали, в частности, в создании новой боевой техники, оружия. Наши танки “Т-34”, самолеты “ИЛ-2” (штурмовик), наша артиллерия были много лучше немецких и даже немецких, и даже английских. Но впервые в Германии мы увидели изделия из пластмасс, синтетических материалов. Их “фарбениндустри” — крупнейшее объединение в химической промышленности — имела большие достижения.
Вообще, практичности у немцев можно и надо бы поучиться. Казалось бы, мелочи: наши солдаты имели стеклянные, овальные в поперечнике фляги; железные, цилиндрические неокованые котелки. Сколько неудобств в походе, а о неудобствах в бою и говорить нечего — создавали они! Поэтому каждый стремился обзавестись трофейными: дюралевые, легкие, изогнуто-плоские, они хорошо, удобно держались на солдате. Огонь на фронте мы добывали первобытным способом: камень, кресало, трут. Стремились иметь немецкие зажигалки. Наш командир батальона нередко в боях подбадривал, полушутя, бойцов: “Братцы, еще один бросок — и все зажигалки наши!”
Конечно, возможности у нас были ограничены и материальные, и технические. Но большую роль в нашем отставании сыграла самоуверенность во всем, ложная убежденность в том, что “у нас” все самое лучшее, а у “капиталистов” — все не то. Признание в чем-то их преимуществ, а, не дай Бог, еще предложения что-то позаимствовать у них расценивалось как “предательство”, попытка “вражеского проникновения” и д.р. Разве не факт, что когда “осудили” и расстреляли Тухачевского, то ликвидировали и созданные по его инициативе танковые части как “творение врага народа”.
Дорого все это нам обошлось, да, собственно, и до сих пор мы словно ничему не научились, самоуспокоенность, самовосхваление крепко еще держат нас за полы.
Я, как и прежде, был командиром отделения разведки и комсоргом, здесь не штатным, дивизиона. Устроились мы комфортабельно. Жили по 2–3 чел. в комнатах бывшей гостиницы, на втором этаже была открытая галерея, там отдыхали, играли в шахматы. Шахматы интересные, фигурки зверей — волки, лисы, медведи, зайчики.
Эта фотография сделана на упомянутой галерее. Жаль, запамятовал фамилии, помню только Тальшина Жору, с которым играю в шахматы.
Мы часто прогуливались по живописным местам вокруг нашего расположения. Во время прогулок наш друг фотограф часто фотографировал.
Проводились и полевые занятия по совершенствованию боевой подготовки. Мне как комсоргу часто приходилось ездить в г. Кельбру, на занятия комсоргов, на совещания.
Так пролетело лето. А в октябре 1945 г. я демобилизовался и возвратился в Краснокутск. Работал в редакции районной газеты “Колективiй Краснокутчини” литработником (1946–1948 гг.), редактором газеты “Правда Барвiнкiвщини” (1948 г.), редактором “Колективiста Краснокутчини” (1948–1949), учился в Харьковском парткоме (1949–1951 г) и одновременно экстерном закончил исторический факультет педагогического института; работал инспектором Краснокутского района (1951–1957 г) директором Мурафской средней школы (1957–1966 г), заведующим Краснокутского районо (1966–1975 г), директором Краснокутской средней школы (1975–1984 г).
В 1984 г освободился от этой должности в связи с достижением пенсионного возраста. Сейчас продолжаю работать учителем истории в Качаловской 8-летней школы.
Может возникнуть вопрос, почему, я закончив партшколу, не получил назначения на журналистскую или партийную работу.
Дело в том, что и после войны несмотря на то, что я и все члены нашей семьи честно и достойно прошли через все испытания, надо мной висело: “сын врага народа”. И когда в ЦК КП(б)У после окончания партшколы решался вопрос о назначении — там все и “зарубили”. В дальнейшем это тоже было препятствием, только в 60–70 гг на это стали меньше обращать внимание, но начинать