«О, у нашего героя мозги поплыли? Что, частица абсолютинки, у кого больше воли, у тебя или у меня?»

Я чертыхнулся и провёл ладонью по лбу. Опять смылся ноль. Да чтоб тебя, я теперь без этого рисунка не смогу и шага пройти?

Почему до этого не было такого? Или сумасшествие вместе с пятым перстом пришло?

«Чем выше мера, тем ближе к Небу, кусочек. Да снесёт тебе барьер башку, великий мой господин».

— Ну, что уставились-то? — огрызнулся я, пытаясь разобраться со своими тараканами.

— Великий мастер, мы… — звери замялись, потом старший толкнул младшего, — Беги к старейшине. Нет, к Ласточкам сразу!

Я уже облачился в доспех и будто бы совершенно случайно измазал себе лоб. Кружок получился небрежным, но мозги сразу прочистились. А эти два зверя лишь под смертной казнью посмеют указать человеку, что у того лоб испачкан.

— Стой, — я протянул руку.

Младший, ещё не успев исчезнуть в кустах, обернулся. На миг пришлось выдать недельную норму размышлений, но всё же мне удалось подобрать слова:

— Я послан издалека с важной миссией, и двигался несколько дней без остановки.

Звери закрутили головами, видимо, в поисках лошади. Я покачал головой:

— Лошадь мою сожрали в Жёлтой Пустыне.

Младший вернулся к берегу, и две пары глаз жадно уставились на меня. Жители этой глубинки явно были охочими до любых новостей.

— Мне нужен наместник Райнер, чтобы передать важную весть лично, — сказал я, решив в этот раз не упоминать о смерти Оранжевого Приора на совете.

Это племя небольшое, и такую новость им ужасно захочется рассказать старшему племени, то есть, Ласточкам. И никакая мера человека их не переубедит.

— И я очень спешу.

— Небо говорит, — звери глянули наверх, прикладывая два пальца, — Что надо соблюдать законы.

Я тоже приложил пальцы ко лбу, и с одобрением улыбнулся:

— Всё верно. Иначе нельзя.

Младший всё же дёрнулся, но я поднял ладонь:

— Но, если моя новость запоздает, случится ещё большая беда, — я покачал головой.

Бедные звери. Их дело малое, не привыкли они думать в таких делах совей головой. Это наверняка просто два охотника, и теперь они явно жалели, что не смылись сразу, как почуяли человека.

Неожиданное озарение едва не растянуло мои губы в улыбке.

— Ты, — мой палец ткнул в младшего, и тот, удостоенный такой чести, едва не бухнулся на колено, — пойдёшь к старшему племени Ласточек. А ты…

Мой палец указал на второго. Зверь третьей ступени оказался чуть сдержаннее, но тоже довольно осклабился.

— Ты проводишь меня до границ ваших земель в направлении столицы.

Младший едва не дёрнулся с места, но я снова его окликнул.

— Не спеши, юный зверь. Само Небо отметило тебя передать великую весть.

Тот аж округлил глаза, задрожал от нетерпения, а я уверенным шагом пролез в заросли, дёрнул первую же пересохшую корягу, и вытащил к берегу.

— Сам приор Синих Земель отдал мне наказ, — орудуя копьём, приговаривал я, — что племени Стрекочущих Ласточек суждена великая роль.

Моё копьё начеркало на иссохшей древесине обычное русское слово «ВЕСТЬ». И именно это бревно я, подтащив одним концом, вручил юнцу.

Тот, заметно напрягшись под весом, в непонятках уставился на бревно.

— А не предсказал ли это оракул? — подозрительно спросил старший.

Я покачал головой:

— Время нынче такое, что оракулам запрещено напрямую общаться с Небом.

Звери переглянулись, и по их взглядам я понял: попал в точку.

— Поэтому принеси это слово, сказанное мной, Белым Волком, вождю Стрекочущих Ласточек. Через дым истины он сможет узреть, что я говорю. Это — твоя миссия, зверь, и пусть Небо сопровождает тебя.

Растерянный юнец смотрел на опытного напарника, но тот лишь пожимал плечами. Делать нечего, и зверь, шаркая бревном по берегу, поплёл к зарослям.

«Грёбаная Бездна! Великий господин, да твоему коварству нет предела», — послышался в голове изумлённый голос.

Я повернулся ко второму зверю, улыбаясь во весь рот. Тот растерянно смотрел то на мои зубы, то на измазанный лоб.

Бедный житель глубинки, я испытывал настоящие угрызения совести, что так использую своё положение, но у меня не было выбора.

— Как твоё имя, Журавль?

Этого Танцующего Журавля звали Готто. Зверь, третье перо, был десятником в своём племени, а по совместительству и охотником, и разведчиком.

— Нас не так уж много, — качал головой Готто, отмеряя шаги впереди меня, — Ласточки правят хорошо, и, конечно, великий наместник, да отмерит ему Небо положенную меру. Но…

Зверь вдруг замолчал, будто жалея о минутной слабости.

«Давай уже убьём его и побежим, у тебя же мера позволяет! Какой тебе смысл во всей этой звериной возне?» — бес тоже время зря не терял, но, как оказывалось, моего мысленного приказа хватало, чтоб его заткнуть.

Правда, ненадолго.

Наш путь длился уже около двух часов, и всё это время зверь рассказывал о непростой жизни в их краях. И вот так обрывал себя на полуслове, не решаясь нагружать пришлого человека проблемами своих земель.

Я слушал его вполуха, подмечая для себя действительно важное. Уже скоро, по словам того же Готто, должны были кончиться земли Ласточек, и начнутся владения Чёрных Крокодилов.

— Я помню ещё времена, когда Совет Племён решал, как жить зверям. И великий приор Рэджин, да одарит его Небо, всегда прислушивался к Совету, — вполголоса бормотал Готто.

— А сейчас как?

— А мы не знаем, гонцы из столицы только к старшему племени ходят. Оракулов наших забирают. Конечно, у Ласточек оракул говорит с дымом на пустыре, но…

— Что «но»? Зверь, говори, я требую. Быть может, именно твои слова вернут былую жизнь в эти земли.

Готто обернулся:

— Нехороший это дым. Да ты ж видел его, великий мастер.

«Любой дым, идущий из земли, берёт начало в Тенебре. Да тот демон, который надоумил зверей на это, просто гений!» — Хродрик не уставал комментировать, и в его словах я тоже иногда находил дельные мысли.

Как оказалось, вылез я из Пещеры Правды, и Готто с тем юнцом видели это, охотясь рядом. Оба владели завидной дальнозоркостью, как тот же Фолки, поэтому я их и не почуял — на меня смотрели издалека.

Вот этот вот дымящийся пустырь, где находился вход у неё, издревле считался у них священным местом. Поэтому Готто и не хотел рассказывать — где ж это видано, что про священное место плохо говорят.