спешке отряд ополченцев подошел к месту событий и зарядил ружья. Несколько испуганных женщин убежали, но большинство осталось на месте, уверенное в том, что ополченцы (среди которых были друзья и, может быть, даже мужья бунтовщиц) не посмеют стрелять в толпу[1111].

В этот момент прибыл сам Джефферсон Дэвис и, забравшись на повозку, обратился к толпе. Он привлек общее внимание, достав из кармана несколько монет и бросив их в толпу, а затем потребовал разойтись по домам, чтобы ружья, которые сейчас смотрят на них, обратились против общего врага — янки. Толпа не двигалась, а несколько мальчишек освистали президента. Вытащив часы, Дэвис дал бунтовщицам пять минут на размышления, прежде чем он прикажет ополченцам открыть огонь. Четыре минуты прошли в звенящей тишине. По-прежнему сжимая часы, президент решительно промолвил: «Друзья мои, у вас осталась одна минута». Это подействовало, и толпа быстро растаяла. Дэвис спрятал часы в карман и приказал полиции найти зачинщиков. Некоторые из них были позже приговорены к небольшим тюремным срокам. Военные власти дали указания газетчикам не упоминать о бунте, чтобы «не повредить нашему делу [или] не воодушевить наших врагов»[1112]. На следующий день передовица Richmond Dispatch была озаглавлена «Север в беде».

Однако бунтовщики все же достучались до правительства. Правительство отдало для помощи голодающим часть своих запасов риса. Испуганные торговцы выложили на полки свои запасы, и цены упали вдвое. Городские советы Ричмонда и других населенных пунктов увеличили объемы продовольствия, распределяемого в благотворительных целях. Еще больше площадей, чем в прошлом году, было отведено не под хлопок, а под зерновые. Несмотря на все эти мероприятия, Юг так и не смог до конца решить продовольственные проблемы. Приоритет военных перевозок по приходящим в негодность железным дорогам заставлял гноить запасы продовольствия на складах, в то время как в какой-то сотне миль население голодало. Передовые части федеральной армии все сильнее стягивали кольцо вокруг житниц Конфедерации. В июле 1863 года генерал-интендант Конфедерации уведомил о продовольственном кризисе в армии. В сентябре толпа в Мобиле с криками «Хлеб или жизнь!» разграбила лавки на Дофин-стрит. В октябре Richmond Examiner выступила с заявлением, что гражданское население находится «на пороге голода». Один правительственный служащий пересказал разговор между покупательницей и владельцем лавки в Ричмонде, который просил 70 долларов за бочонок муки. «Боже мой, — воскликнула женщина, — я не могу заплатить такую сумму! У меня семь детей, что же мне делать?» «Не знаю, мадам, — ответил лавочник, — разве только вы съедите своих детей»[1113].

Продовольственный кризис усугублялся притоком беженцев. По мере наступления янки десятки тысяч людей оставляли свои дома. Тысячи других были высланы своими же военными, превратившими их города в укрепрайоны (например, Коринт и Фредериксберг), или оккупационными войсками северян, предлагавшим жителям присягнуть в верности или выехать. Любая война ведет к появлению беженцев, и, как правило, эта категория людей терпит большие лишения, чем все остальное население. В Гражданской войне эти лишения почти исключительно терпели жители Юга. Беженцы стали дополнительным бременем для все сокращавшихся ресурсов экономики Юга и внесли свой вклад в огромное количество смертей белых и черных жителей от болезней и голода, и эти умершие должны также войти в мартиролог жертв войны[1114].

Большая часть мирного населения на оккупированных территориях, естественно, осталась дома и приняла своих захватчиков. И если не психологически, то хотя бы материально они жили лучше, чем их бежавшие на юг соотечественники. Оккупация предоставляла выгодные возможности заинтересованным лицам по обе стороны линии фронта. Ширилась и процветала как легальная, так и нелегальная торговля между бывшими, а порой и действующими врагами.

Тайная торговля между противоборствующими сторонами была столь же древним ремеслом, как и сама война. Американцы преуспевали в этом занятии и во время Войны за независимость, и во время войны 1812 года с Англией. Гражданская война расширила возможности для такой деятельности. До 1861 года северные и южные штаты жили в экономическом симбиозе — во время войны их взаимозависимость стала в некоторых отношениях еще сильнее. «Реально говоря, мы не можем разделиться… — говорил Линкольн в своей первой инаугурационной речи. — Различные части нашей страны не могут сделать это. Они не могут не оставаться лицом к лицу, и сношения между ними, дружественные или враждебные, должны продолжаться»[1115]. Как неприятельские, так и дружеские контакты между противоборствующими сторонами продолжались, причем в таких формах, которые ни Линкольн, ни кто-либо другой не могли предположить. Юг нуждался в соли, обуви, одежде, мясе, муке, лекарствах, порохе, свинце и других необходимых для войны товарах. Так как блокада препятствовала получению этих товаров из-за рубежа, пронырливые южане искали способы обойти эмбарго и торговать с Севером напрямую. Предприимчивые янки с охотой поставляли эти товары в обмен на хлопок. Оба правительства запрещали торговлю с врагом, но когда цена фунта хлопка на Севере подскочила с 10 центов до доллара, а цена мешка соли взлетела в некоторых регионах Юга с 1,25 доллара до 60 долларов, те из торговцев, кто не боялся рисковать, стали искать способ обменять хлопок на соль. По замечанию проживавшего в Конфедерации англичанина, «целая Великая китайская стена от атлантического до тихоокеанского побережья» не смогла бы пресечь эту торговлю[1116].

В первый год войны значительные объемы контрабанды перевозились через линию фронта в Кентукки и через южные округа Мэриленда, однако подлинный расцвет сомнительной коммерции начался после завоевания федералами долины Миссисипи в 1862 году. Сначала Нашвилл, а потом Новый Орлеан и Мемфис превратились в крупные региональные торговые центры. Некоторые операции были легальными. Министерство финансов, желая возродить коммерческие операции на оккупированных территориях и обратить их жителей в юнионизм, выдавало разрешение на торговлю тем коммерсантам и плантаторам, которые принесли присягу в верности. Дав такую присягу, торговец, например, из Мемфиса мог продавать хлопок за наличные или в кредит, на который он потом приобретал соль, муку или обувь в Цинциннати для последующей продажи на оккупированной северянами территории. В министерстве финансов рассчитывали, что по мере продвижения армии Союза на Юг торговля будет набирать обороты, и южные штаты, таким образом, будут подвергнуты коммерческой «реконструкции».

Проблема была в том, что коммерсанты норовили бежать впереди паровоза. Некоторые южане лицемерно давали клятву верности Союзу с внутренними оговорками. Другие подкупали сотрудников министерства финансов, чтобы получить заветное разрешение на торговлю. Продав хлопок и приобретя соль или обувь, эти люди в свою очередь тайно переправляли их в расположение армии Конфедерации или перепродавали южным торговцам. Некоторые северные коммерсанты расплачивались за хлопок золотом, которое впоследствии выплывало на Багамских островах, где