1863 году звучали современно: «В Америке призыв в армию — явление неизвестное; людей привлекают на службу с помощью волонтерских премий. Суждения и привычки населения… настолько расходятся с идеей принудительной воинской повинности, что я полагаю, ее там никогда не введут законодательно»[1088].

Волонтерские премии оказались едва ли не большим злом, чем призыв. Скрытые поощрения предоставлялись еще в первые дни войны, когда общества помощи армии собирали деньги для поддержки семей тех, кто вынужден был оставить работу и уйти в армию. Штаты, округа и муниципалитеты также проводили сбор средств для этой цели. Эти патриотические субсидии не вызывали никаких вопросов, но летом 1862 года некоторые северные города сочли нужным открыто выплачивать премии, чтобы выполнить распоряжение Линкольна и заполнить квоты для добровольцев. Годом позже потрясение от первого этапа призыва и жеребьевок, вызвавших кое-где ожесточенное сопротивление, привело к стремлению стимулировать будущих волонтеров, только чтобы избежать призыва. Три призыва в 1864 году породили настоящую «аукционную войну» за лояльность волонтеров. Частные общества изыскивали средства на выплату премий, а города и округа соперничали друг с другом за добровольцев. В октябре 1863 года к состязанию подключилось и федеральное правительство, пообещав премию в размере 300 долларов (финансируемую из заместительных взносов) всем волонтерам и повторно записавшимся в армию.

Полмиллиарда долларов, выплаченных на Севере в виде премий, являли собой своеобразную передачу излишков от богатых бедным. К 1864 году иной смекалистый волонтер мог суммировать все местные, региональные и федеральные поощрения и получить в итоге до 1000 долларов, а то и больше. Некоторые поддавались соблазну взять эти деньги, дезертировать, сменить имя, переехать в другой город и повторить весь процесс. Некоторым таким авантюристам удавалось проделывать подобный трюк несколько раз. На сцену вышли и особые «маклеры», улаживавшие дела своих клиентов за определенный процент от премии. Они конкурировали с «маклерами» по заменам, также наживавшимся на торговле пушечным мясом. Впрочем, относительно немногие получившие волонтерские премии или выступившие в качестве замены на деле превратились в пушечное мясо, так как одни дезертировали еще не добравшись до передовой, а другие сдавались в плен при первой же возможности. Система «призыв — замена — премиальные» позволила зачислить в действующую армию три четверти от миллиона новобранцев[1089], но их вклад в победу был невелик. Задачу эту выполнили, главным образом, ветераны набора 1861–1862 годов, записывавшиеся в армию без всяких премий, которые с демонстративным презрением называли получивших премии и заменивших настоящих призывников «подонками из трущоб… отбросами общества всех мастей… махровыми уголовниками… ворами, грабителями и бродягами»[1090].

Еще одной неприглядной стороной «премиального бизнеса» была незаконная вербовка иммигрантов. Иммиграция резко снизилась в первые два года войны, но уже в 1863 году вследствие нехватки рабочих рук вновь стал наблюдаться ее рост. Некоторые из новых иммигрантов приехали с намерением присоединиться к армии и получить премии или вознаграждение за то, что стали «заменой». Другие были буквально похищены «охотниками за головами». Значительное число иммигрантов в федеральной армии дало основание южанам долгое время считать, что «большинство солдат янки — иностранные наемники»[1091]. На самом деле ситуация была скорее противоположной. В вооруженных силах Союза иммигранты были представлены слабее, чем могли бы. Из двух миллионов белых солдат и матросов около полумиллиона (25 %) родились за пределами США, а между тем среди мужчин призывного возраста в северных штатах родившиеся за рубежом составляли 30 %. Несмотря на славу «Ирландской бригады», ирландцев в войсках было меньше всего относительно их доли в населении страны. Следом шли немцы-католики, а представительство в вооруженных силах других групп иммигрантов примерно соответствовало их численности[1092].

Недостаточное представительство иммигрантов-католиков можно в частности объяснить их приверженностью Демократической партии и оппозицией целям войны, декларируемым республиканцами (особенно это касалось освобождения рабов). Некоторые из них также не подали документы на получение гражданства (или, по крайней мере, заявляли, что не подали), что избавило их от службы в армии. Хотя именно из этой группы вышли многие «заместители» и «получатели премий» в течение последнего года войны, они также пополняли ряды дезертиров и «сбежавших с деньгами». Наряду с «серыми» из долины реки Огайо иммигранты-католики составляли основной контингент уклонявшихся от призыва[1093]. Многие из этих людей драться категорически не желали, что не позволяет согласиться с теоретической моделью, предполагающей, что основная тяжесть войны на переднем крае лежала на беднейших слоях населения. В таблице приведены данные о довоенных профессиях белых солдат-северян, а также профессиональный состав мужчин в соответствующих штатах[1094].

Профессиональные категории Солдаты-северяне (данные Санитарного комитета) Солдаты-северяне (данные Белла Уайли) Все мужчины (данные переписи 1860 года) Фермеры и сельскохозяйственные рабочие 47,5% 47,8% 42,9% Квалифицированные рабочие 25,1% 25,2% 24,9% Неквалифицированные рабочие 15,9% 15,1% 16,7% «Белые воротнички» и торговцы 5,1% 7,8% 10,0% Лица свободных профессий 3,2% 2,9% 3,5% Прочие 3,2% 1,2% 2,0%

Из этой таблицы может показаться, что менее всего в армии были представлены «белые воротнички». Однако это впечатление обманчиво, так как средний возраст солдат составлял двадцать три с половиной года, тогда как данные переписи относятся ко всем взрослым мужчинам. Две пятых всех солдат были в возрасте 21 года или моложе, а исследования профессиональной мобильности в XIX веке показывают, что не менее 10 % молодых людей, начинавших как рабочие, впоследствии достигали более высокого положения в обществе[1095]. Если принимать во внимание возраст солдат, то, вероятно, единственной категорией, чье представительство в армии могло быть значительно выше, являются неквалифицированные рабочие.

Даже если противоречия между устремлениями богатых и бедных в действительности не существовало, оно продолжало оставаться жупелом, которым демократы пугали население, переводя вопрос о призыве в партийно-классовую плоскость. Если 100 % республиканцев в Конгрессе голосовали за закон о призыве, то 88 % демократов голосовали против[1096]. Едва ли какой-либо иной вопрос (помимо освобождения рабов) вызывал столь четкое разделение по партийному признаку. Демократы ссылались на это, осуждая антиконституционный призыв, имеющий цель добиться столь же антиконституционного освобождения рабов. Конвент демократов Среднего Запада поклялся «не поддерживать нынешнюю администрацию в ее злонамеренном аболиционистском крестовом походе. Мы будем до последнего вздоха сопротивляться любым