последний рабочий день 1984 года. Она позвонила в 10:30 утра, и Джейк понял по тону ее голоса при первом приветствии, что у нее нет хороших новостей, которыми она могла бы поделиться.

"Что случилось?" спросил он ее.

"Судья Крэнфорд неправ", - сказала она ему. "Это даже хуже, чем я думала".

"Что ты имеешь в виду?"

"Я поручил нашему отделу расследований заняться Крэнфордом для меня в течение последних нескольких дней".

"Вы вели расследование в отношении судьи верховного суда?" спросил он. "Господи, Полин. Разве у тебя не могут быть из-за этого неприятности?"

"Мы делаем это постоянно", - сказала она. "Для этого и существует наш отдел расследований. Они расследуют дела судей и членов жюри, адвокатов противоположной стороны и клиентов противоположной стороны. В этом нет ничего противозаконного — ну, во всяком случае, обычно нет — большая часть того, что они собирают, является общедоступным материалом. Этим занимаются все юридические фирмы ".

"Хорошо", - сказал он, чувствуя себя немного лучше — совсем немного — теперь, когда он знал, что она не прослушивала телефон и не прослушивала судью. "Итак, что ты выяснил?"

"Ну, я думаю, что разгадал тайну того, как его только что выбрали для этого конкретного дела. Он вызвался на это добровольно".

"Вызвался добровольно? Он может это сделать?"

"В общем, нет", - сказала она. "Но он предложил передать дело судье Стинсону, которому оно было поручено изначально. Никаких объяснений не давалось и не требовалось".

"Хорошо", - сказал Джейк. "Так что это значит?"

"Это ничего не значило, пока наши ребята не копнули немного глубже. Но когда они это сделали, то узнали, что Джозеф Крэнфорд учился в юридической школе с человеком по имени Эрик Фроули.

Это имя показалось Джейку знакомым, хотя сначала он не смог его вспомнить. Однако Полин быстро дала ему подсказку, которая привела его домой.

"Эрик Фроули - ведущий юрисконсульт National Records", - сказала она.

"Срань господня", - сказал Джейк, внезапно вспомнив. Он был одним из юристов, с которыми они встречались во время их последнего крупного спора — по поводу хореографии концертов. Именно на его столе Мэтт скрутил косяк, а Джейк раскритиковал его инженерное решение.

"Они были братьями из студенческого братства в Пхи-Дельта-Пхи", - сказала ему Полин. "Они вместе танцевали на кружках и насиловали первокурсниц на свиданиях. И теперь он судья, рассматривающий твое дело".

"Разве это не незаконно?" Спросил Джейк. "Я имею в виду, не должен ли он отстраниться от дела, потому что знает этого адвоката?"

"Нет", - сказала Полин. "Судья не обязан брать самоотвод только потому, что он знаком с одним из адвокатов, участвующих в деле. Он должен сделать это только в том случае, если у него есть какой-то деловой интерес к делу или если есть какие-то доказательства беспристрастности. И в этом случае у нас даже нет никаких доказательств того, что эти двое все еще знакомы. Насколько нам известно, они не разговаривали друг с другом со времен юридической школы.

"Но разве тот факт, что он лично попросил взяться за это дело, ничего не значит?" Спросил Джейк.

"Ну, для нас с тобой это имеет значение", - сказала она. "Здравый смысл подсказывает, что совершенно очевидно, что они знают друг друга и что это подстава, но что касается законности, нет, это ничего не значит".

"Так что же нам делать?"

Долгая пауза. Наконец: "Я не знаю".

Это было, пожалуй, самое огорчительное, что Джейк когда-либо слышал от нее. "Ты не знаешь?"

"Послушай, - сказала она, - я прилечу и буду там с тобой, когда придет время идти в суд. Я сделаю все, что в моих силах, и мои усилия чертовски хороши, но..."

"Но"?

"Но я думаю, что, возможно, они перехитрили нас", - сказала она. "Мне жаль".

Джейк вздохнул. "Да. Я тоже".

В тот вечер Джейк был не в настроении устраивать новогоднюю вечеринку, но, тем не менее, в 8:30 вечера он надел свою праздничную одежду, положил в бумажник 400 долларов из быстро тающих запасов наличности и спустился в гараж, чтобы забрать свой Corvette. Он пообещал Келли Роган — офицеру полиции Лос—Анджелеса, которая приходила к нему домой в ночь, когда их прервал Национальный, - что отведет ее на ежегодный новогодний гала-концерт в клубе "Фламинго", и он был человеком, который гордился тем, что выполняет свои обещания.

Он уже знал, что отношения с Келли не складывались, и не складывались на многих разных уровнях — политическом, личном и даже сексуальном. Она, как и большинство полицейских, была убежденным ультраконсервативным правым вингером, а он был кричащим музыкантом либерального левого толка. Он употреблял запрещенные наркотики, а она арестовывала людей, которые употребляли запрещенные наркотики. Он считал, что всем частным лицам должно быть запрещено владеть огнестрельным оружием, а она считала, что каждому законопослушному гражданину должно быть разрешено владеть своим собственным штурмовым оружием, если они пожелают. Он считал, что религиозным учениям не место в государственных школах, а она считала, что самой большой ошибкой, которую когда-либо совершала эта страна, было исключение молитвы из государственных школ. Он считал, что правительство слишком глубоко засунуло свой длинный нос в дела своих граждан, а она считала, что они засунули его недостаточно глубоко. Их беседы обычно были не более чем спорами по политическим вопросам, вежливо замаскированными под дружеские дебаты. Фактически, их второе свидание состояло в основном из продолжительного обсуждения его ареста в Нью-Йорке по обвинению в хранении кокаина.

"Знаете, я рада, что вы отделались, потому что вы мне нравитесь", - сказала она им, когда они потягивали напитки за столиком клуба "Фламинго", - "но эта формальность, на которой вы отделались, - прекрасный пример того, что не так с нашей системой".

"Формальность?" Спросил Джейк, подняв брови. "Они полностью сфабриковали свое заявление о вероятной причине. У них не было законных оснований совершать налет на наш гостиничный номер, поэтому они выдумали кучу дерьма, чтобы заставить судью разрешить им это ".

"Да", - согласилась она. "Они действительно немного переступили черту, но у вас было восемь граммов кокаина при себе, не так ли?"

"Дело не в этом", - сказал он. "У них не было причин заходить на нашу частную территорию и искать это. Они вторглись в нашу частную жизнь".

"Но ты делал что-то не так, и они поймали тебя на этом. Только потому, что их причины для проникновения в ваш гостиничный номер были немного сомнительными, не означает, что доказательства вашего проступка должны быть выброшены ".