Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы один ощутить можете, чего стоит мне сии роковые слова произнести. Вы один знаете, чего я лишусь. Но долг превыше всего, а долг мой перед университетом и Вами самим велит мне тем пожертвовать, за что готов был бы я каждый день кровь проливать и все равно бы сию цену считал недостаточной.
Государь! жду Ваших приказаний[278].
Счастливейший или несчастнейший из ваших подданных
Паррот
12. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Дерпт, 23 декабря 1802 г.][279]
«Великий дух, миры сотворивший, чтобы их осчастливить! Оборони нашего монарха. Сохрани нам нашего Александра. Займи, о займи из нашей жизни, чтобы Его жизнь продлить!»[280]
Таковы были, Государь, последние слова при обнародовании благодетельного акта, коим обязаны мы Вашему Величеству. Таковы чувства, наши сердца переполняющие.
Государь! если чувство истинное обладает в самом деле чудесной способностью в любом обличье себя являть, тогда, как ни огромна дистанция, нас от Вашего Величества отделяющая, великое Ваше сердце Вам скажет, что Дерптский университет лишь одно чувство Вам адресует, кое ни на одном языке вполне выразить невозможно: развратила лесть языки все до одного. Будьте же сами, о дражайший из монархов! переводчиком чувств наших. Поставьте себя на наше место. Вообразите, что великий человек свои попечения, бдения и отдохновение тому посвятил, чтобы Вас от гнета избавить, чтобы для Вас открыть поприще величественное и позволить народы просвещать. – Те чувства, какие питали бы Вы к сему высшему существу, мы к Вам питаем; ту преданность безграничную, в коей бы Вы ему поклялись, в той мы Вам клянемся навеки.
Государь! Царите в наших сердцах.
От имени всех членов Императорского Дерптского университета
Паррот
13. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Дерпт, начало января 1803 г.]
Государь,
Среди множества счастливцев, которые щедрыми благодеяниями Вашего Величества в нашем Университете осыпаны, есть один пострадавший, наш бывший вице-куратор г-н Унгерн-Штернберг, который много жертв принес, чтобы занять место, которое акт постановления затем бесполезным сделал[281]. Все члены Университета единодушно желают назначить ему пожизненную пенсию в одну тысячу рублей, чтобы не оставалось у него ни малейшей причины для недовольства или огорчения. Можно эту сумму назначить, не причинив значительного ущерба заведению нашему. Благоволите, Государь, на сие свое позволение дать; помимо резонов, какие Ваше великодушное сердце Вам само подскажет, есть и еще одна причина, которая слишком тесно с местными обстоятельствами связана, чтобы посмел я ее от Вашего Императорского Величества скрыть.
Как я имел неизъяснимое счастье подробности нового основания нашего университета с возлюбленной Вашей особой обсуждать, чернь полагает, что употребил я сие счастье во зло против кураторов наших. Я противным образом поступил; за правило взял сделать все возможное, чтобы вице-куратору возместить ущерб, коль скоро место его сохраниться не могло, и я тем более обязанным себя почитаю это сделать, что долгое время были мы, казалось, недовольны друг другом, и убежден я, что Ваше Величество довольно мне доверяют, чтобы не заподозрить сговора между бароном Унгерном и мною. Успехи, какими Университет особливым милостям Вашего Императорского Величества обязан, умножили число врагов моих, благоволите же утешить меня уверенностью, что ни один из них мне упрека не сможет бросить, даже по видимости обоснованного.
Писал я о сем предмете министру народного просвещения. Но как не мог я ему сих резонов открыть, простите мне откровенность, какую с Вами себе позволил. Есть ли нечто такое, Государь, чего бы не доверил я Вашему сердцу, Вашему уму, всей Вашей особе? Возвели Вы меня на огромную высоту.
Пишу я министру вторично, потому что генерал Клингер, которого полагал я уже назначенным в Университет наш, вернул мне мое письмо, ибо, не будучи еще назначенным, не мог его официально вручить. Благоволите, Государь, его назначить, как Вы то обещали. Будет нам в нем двойная нужда, если особа, коей обязаны мы нашим первоначальным устройством и рабским состоянием, будет членом Комиссии об училищах назначена[282].
Да продлят Небеса дни Ваши! Да наградят Вас таким же блаженством, какое Вы мне даровали!
Паррот
14. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Дерпт, накануне 30 января 1803 г.][283]
Государь!
Исполнил я поручение, Вами данное[284]. О, если бы мог его так исполнить, чтобы Вашему Величеству доказать, что всю его для себя почетность ощутил! Поверьте, Государь, что тронут я им, что никогда не забуду доверия Вашего, меня возвысившего, и что память о нем, в сердце моем живущая, даст мне силы прочие мои обязанности исполнять. Примите, Государь, мою благодарность за новую сию милость.
Комитет мои ожидания превзошел, так что поступает к Вашему Величеству в настоящий момент сочинение настолько совершенное, насколько обстоятельства позволяют. Простите мне сии слова, Государь, ибо я в его составлении самое малое участие принимал; как ни старался, не позволили мне здоровье и прочие обязанности столько времени ему уделить, сколько желал бы. Благоволите почтить сочинение сие Вашим одобрением, но таким одобрением, которое составит счастье двух малых народов, прославленных своими несчастьями и потому достойных отеческого Вашего попечения[285]. Главное же, благоволите увериться в том, что, если при Вашем царствовании добро лишь наполовину совершается, при другом вовсе совершаться не будет. Предрассудки и так называемые права угнетателей слишком долго неприкосновенными оставались, чтобы могли Вы, не употребив власть, свои права отстоять или, если угодно, свои обязанности Отца народов. Воспользуйтесь настоящей минутой. Будущее от Вас не зависит. Когда бы кровь мучеников могла для мнения доказательством служить, Государь, предложил бы Вам свою, дабы удостоверить правдивость того мнения, какое я на Ваше рассмотрение представил, и умер бы счастливым от сознания, что жертвой своей содействовал счастью множества людей и Вашему собственному.
Ожидаю возвращения Сиверса с нетерпением невыразимым. Надеюсь узнать от него о своей победе!
15. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Дерпт], 16 февраля 1803 г.
Государь!
Виделся я с советником Сиверсом, когда он здесь проездом был. Исполнил он приказание Вашего Императорского Величества, в отношении меня данное, и потребовал, чтобы я Вам об том доложил[286]. Чувства мои, когда узнал я, что на себя неудовольствие Вашего Величества навлек, изъяснить невозможно, а снисходительность и великодушие, с которыми Вы мне о том знать дали, не только меня не утешили, но лишь преисполнили