Шрифт:
Интервал:
Закладка:
XLIV. Итак, когда уже близился рассвет, женщины, ведя детей, с факелами пришли к дому Ветурии и, взяв ее с собой, направились к воротам. А консулы, подготовив как можно больше упряжек мулов, повозок и прочих средств передвижения, посадили на них женщин и долго провожали их. Сопровождали их также и члены сената, и многие прочие граждане с обетами, похвалами и просьбами, придавая их походу больше блеска. 2. И как только приближающиеся женщины еще издали стали хорошо видны воинам из лагеря, Марций посылает нескольких всадников, приказав выяснить, что за толпа подходит из города и ради чего они явились. Узнав же от них, что идут римские женщины, ведя детей, а впереди них его мать, жена и сыновья, он прежде всего удивился отваге женщин, если они решились пойти с детьми в лагерь врагов без мужской охраны, и к тому же не заботясь о стыдливости, подобающей женщинам свободным и добродетельным, что возбраняет показываться перед незнакомыми мужчинами, и не испугавшись опасностей, которым, как можно было ожидать, они подвергнутся, если враги, предпочтя свой интерес справедливости, вознамерятся получить от них выгоду и пользу. 3. И когда они были уже близко, он решил встретить мать, выйдя из лагеря с немногими сопровождающими, кроме того, приказал ликторам отложить секиры, которые, по обычаю, носили перед военачальниками, и, как только он окажется рядом с матерью, — опустить фасции[915]. 4. Есть у римлян обычай именно так поступать, когда те, кто имеет меньшую власть, встречают более высоких по положению должностных лиц, что соблюдается вплоть до нашего времени. Несомненно, следуя подобному обыкновению того времени, Марций, как будто ему предстояло явиться к высшей власти, отложил все знаки собственной должности. Столь велики были его почтительность и забота об уважении к своей семье.
XLV. Когда же они приблизились друг к другу, первой мать подошла к нему, чтобы поприветствовать, — одетая в траурное рубище и глаза иссушившая слезами, вызывающая большую жалость. Увидев ее, Марций, до тех пор неумолимый и суровый, способный противостоять всем тяготам, оказался уже не в состоянии следовать своим принципам: чувства быстро взяли верх, и он, обняв мать, стал целовать ее и называть самыми нежными словами и в течение долгого времени, проливая слезы, бережно поддерживал ее, лишившуюся сил и оседающую на землю. А после того как вдоволь получил материнских ласк, он поприветствовал жену, подошедшую с детьми, и сказал: 2. «Поступок добродетельной жены совершила ты, о Волумния, оставшись у моей матери и не покинув ее в одиночестве, и мне тем самым преподнесла приятнейший из всех даров». После этого он привлек к себе каждого из сыновей и, воздав им подобающие отцу ласки, снова обратился к матери и предложил сказать, о чем она пришла просить. А она ответила, что будет говорить в присутствии всех, ибо не собирается просить о чем-либо нечестивом, и призвала его расположиться на том месте, где он обычно заседал, творя суд воинам. 3. И Марций охотно принял предложение, несомненно, чтобы высказать много обоснованных возражений на ее обращение и чтобы дать ответ в удобном для толпы месте. Придя же к трибуналу[916], он прежде всего приказал ликторам снять оттуда курульное кресло[917] и установить его на земле, считая, что не должен занимать место выше матери и использовать по отношению к ней какие-либо атрибуты власти. Затем, усадив рядом самых выдающихся военачальников и младших командиров и позволив присутствовать всем остальным, кто желает, он повелел матери говорить.
XLVI. И вот Ветурия, поставив рядом с собой жену Марция, его детей и самых знатных из римских женщин, сначала стала плакать, надолго обратив взор к земле, и вызвала у присутствующих глубокое сочувствие. Затем, взяв себя в руки, она молвила: 2. «Эти женщины, о сын мой Марций, осознавая, какие насилия и прочие бедствия случатся с ними, если наш город окажется под властью врагов, и отчаявшись в любой другой помощи, после того как ты дал надменные и суровые ответы их мужьям, предлагавшим прекратить войну, обратились, приведя детей и облачившись в эти траурные рубища, ко мне, твоей матери, и к Волумнии, твоей супруге, прося не допустить, чтобы им пришлось изведать от тебя величайшие из человеческих зол: ведь они ни в чем, — ни в большем, ни в меньшем, — не погрешили против нас, напротив, проявили и полное благожелательство, когда мы были счастливы, и глубокое сочувствие, когда мы попали в беду. 3. Действительно, мы можем заверить, что с тех пор, как ты покинул родину, а мы остались одни и уже без всякого влияния, они постоянно приходили к нам, утешали в наших бедах и сочувствовали нам. Так вот, помня об этом, я и твоя жена, живущая со мной, не отвергли их мольбы, но решились, о чем они просили нас, пойти к тебе и обратиться с просьбой за отечество».
XLVII. Но, хотя она еще не закончила речь, Марций прервал ее и сказал: «Желая невозможного, мать, ты пришла, предлагая мне предать изгнавшим меня тех, кто принял, и лишившим меня всего собственного — тех, кто охотно оказал величайшие из человеческих благодеяний. Им, получая эту власть, я предоставил богов и божества порукой того, что не предам их государство и не прекращу войну, если это не будет угодно всем вольскам. 2. Итак, чтя богов, коими клялся, и уважая людей, которым поручился в верности, я буду воевать с римлянами до конца. Но если они вернут вольскам их землю, которую удерживают силой, и признают их друзьями, предоставляя им равенство во всем, подобно латинам, тогда я прекращу войну с римлянами: иначе же — нет. 3. Ну, а вы, о женщины, ступайте и скажите это мужьям, убеждайте их не держаться вопреки справедливости за чужое добро, но быть довольными, если им позволят владеть собственным, а что касается имущества