для реализации исключительного права на его произведения, вместо привилегии отдельно взятому семейству принял решение о необходимости внесения соответствующих изменений в действующий закон. Здесь же государство в лице неуполномоченного на то лица — Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И. В. Сталина, который дал соответствующее указание ВЦИК и самостоятельно определил состав наследников поэта, включив в него формально посторонних для наследодателя лиц, ограничивая тем самым имущественные права наследников по закону — его матери и родных сестёр. Вероника Полонская в официальных документах в числе наследников не упоминается вообще.

Лили Брик — а к её мнению молодая театральная актриса, по своей неопытности, относилась очень внимательно и порой делала это как-то очень демонстративно, — посоветовала Веронике не присутствовать на похоронах Владимира Маяковского, объясняя свою просьбу негативным отношением к ней Александры Алексеевны, его матери. По случайному совпадению, в день гражданской панихиды В. Полонскую в качестве основного свидетеля трагедии вызвал на допрос народный следователь И. Сырцов. По всей видимости, он предъявил Веронике Витольдовне предсмертную записку, из которой она и узнала о том, что является одной из наследниц погибшего, после чего сообщила об этом важном обстоятельстве Лили Брик. После чего, по воспоминаниям сына Полонской Владимира Фивейского, Лили Юрьевна укоряла молодую женщину: «О каком наследстве вы, Норочка, можете говорить, если даже не были на похоронах Володи?» Ответственный сотрудник ВЦИК тов. Шибайло на всякий случай провёл разъяснительную работу с Полонской, и она быстро пришла к выводу о том, что для всех будет лучше, если её фамилии в списке претендующих на авторские права Маяковского не будет. В благодарность за «понятливость» актриса получила бесплатную путёвку в ведомственный санаторий в Крыму и возможность издать хорошим тиражом свои воспоминания о поэте, которые были опубликованы в 1938 году.

Однако связывать такой выборочный подход к наследникам революционного поэта № 1 с правовым волюнтаризмом, столь характерным для представителей советской власти, на мой взгляд, было бы преждевременно:

во-первых, на Третьей сессии ВЦИК IX созыва было принято Постановление «О частных имущественных правах», которое признавало необходимость принятия особого закона, которым, в свою очередь, должна была быть предусмотрена ситуация, в каких случаях «завещание, как акт перераспределения остающегося после наследователя имущества среди „законных“ наследников, может стать актом свободного посмертного отчуждения в пользу лиц, стоящих вне указанного круга (супруги и прямые нисходящие)»;

во-вторых, среди советских цивилистов в течение довольно длительного периода не утихала дискуссия о том, кого можно считать наследником трудовой собственности и как прийти к гармонии в вечном конфликте социального интереса и индивидуальной заинтересованности.

По аналогичному поводу в «Еженедельнике советской юстиции» (№ 26–27, 1922 г.) Е. Л. Лозман[195] в своё время опубликовал статью «О завещательной свободе».

В этой публикации Евгений Львович вполне допускал, что принятие понятия «трудовая собственность» дает руководящий принцип, вне всякого сомнения открывающий возможность законодателю, не нарушая декретов ВЦИКа, признать за наследователем право посмертного распоряжения частью своего имущества вне членов своей семьи и в пользу тех лиц (как юридических, так и физических), которые в той или иной мере могли способствовать собственнику в накоплении им имущества. К таким, по его мнению, могли относиться кооперативы, поддержавшие собственника в трудную для него минуту, «частные лица, в той или иной форме оказавшие собственнику помощь, как материальную, так и моральную, какова помощь часто бывает много ценнее помощи материальной, одним словом, все те, кто помогли последователю до момента его смерти сохранить имущество, хотя бы в пределах, указанных ВЦИКом, т.-е. десяти тысяч золотых рублей» (Еженедельник советской юстиции. № 26–27).

При таком рациональном подходе всё становилось на свои места — мало кто сделал для Владимира Маяковского больше, чем Лили и Осип Брик (и это без иронии). Это если судить по справедливости…

О. Брик, Л. Брик и В. Маяковский. Фото А. Родченко. 1928 г.

В наследственную массу должно было войти имущество В. В. Маяковского в виде:

— наличных денежных средств в сумме 2113 руб. 82 коп.;

— ювелирных изделий в виде двух золотых колец: одно с бриллиантовыми камнями, второе с буквами «ММ» с надписью в середине «Лиля» (стоимость не определялась);

— легкового автомобиля Renault стоимостью примерно 4000 золотых рублей;

— мебели и домашней утвари в комнате, используемой в качестве рабочего кабинета, в коммунальной квартире на Лубянском проезде, д. 3;

— мебели и домашней утвари в квартире на Гендриковом переулке, д. 15/13;

— библиотеки (примерно 1000 наименований), находящейся в совместном владении, со слов наследодателя, с О. М. Бриком;

— оплаченного паевого взноса за квартиру в жилищном кооперативе РЖСКТ «Крестьянская газета» им. Л. Б. Красина;

Автомобиль «Рено», принадлежавший В. В. Маяковскому

— задолженности по невыплаченной заработной плате в редакциях различных СМИ, в соответствии с заключёнными трудовыми договорами;

— задолженности по выплате авторских гонораров за опубликованные и готовые к публикации литературные произведения В. В. Маяковского в соответствии с типовым издательским договором с ГИЗ в сумме 3000 рублей;

— задолженности по выплате авторских гонораров за статьи, отдельные произведения, фельетоны, путевые заметки и т. д. в периодической печати;

— авторских прав на изданные ранее литературные и драматические произведения В. В. Маяковского;

— авторских прав на неизданные ранее литературные произведения В. В. Маяковского;

— авторских отчислений за публичные представления его сценических произведений в театрах, клубах;

— авторских прав на киносценарии, в том числе написанные в соавторстве;

— личного архива В. В. Маяковского, включающего в себя в том числе неоконченные произведения, оформленные творческие замыслы и наброски;

— авторские права на публикацию художественных произведений, созданных В. В. Маяковским, — картин, рисунков, плакатов и т. д.

— произведений искусства и предметов обихода;

— доли в уставном капитале и доходах частного издательства «Новый ЛЕФ», если они имели место, конечно.

Есть ещё не установленный точно доход от переводов произведений Маяковского за границей (например, в 1921 году для экспрессионистского альманаха «Menschen» его поэму «Война и мир» на немецкий перевёл К. Голль), а также переизданий за рубежом произведений поэта, в том числе осуществлённых в США Давидом Бур люком.

Были и отдельные сведения о публикации поэмы «150 000 000» в пражском издательстве Петра Вацлава в переводе профессора факультета искусств Пражского университета Богумила Матезиуса в 1925 году, а также отрывков из книги «Чикаго» в переводах Абрама Фельдмана и Юлиуса Фучика, опубликованных в журнале «Tvorba» в 1929-м.

В афише своего выступления «Я, Владимир Маяковский, прощаюсь с Москвой» в кафе «Питторескъ» поэт сообщал о «блестящих переводах моих блестящих стихов на французский, немецкий, болгарский» языки. (Маяковский В. В. ПСС. Т. 13. С. 157).

20 февраля 1929 года Маяковский заключил договор с берлинским издательством «Malik-Verlag» об издании пьес и прозы на немецком языке[196]; в плане публикаций у немецких издателей были А. Блок, М. Горький, М. Шагинян. По этому договору авторский гонорар распределяется в равных долях между самим