class="p1">— нетрудоспособным родителям и супругам, отнесённым к первым трём группам инвалидности, а также трудоспособным супругам умершего, если они заняты уходом за его детьми, не достигшими 8-летнего возраста;

— детям, братьям и сёстрам, утратившим трудоспособность до достижения ими 16-летнего возраста.

Размер персональной пенсии не мог превышать полуторного размера основной высшей ставки тарифа ответственных политических работников для соответствующей местности.

Уже через год ВЦИК и СНК утвердили очередное Положение об обеспечении персональными пенсиями лиц, имеющих исключительные заслуги перед РСФСР, в соответствии с которым безусловное право на персональную пенсию предоставлено членам политических партий (не только большевикам), активно боровшимся за народную власть, награждённым государственными наградами, народным артистам и заслуженным деятелям искусств, науки и техники, а также тем, кто подвергался репрессиям от «царского или капиталистического правительства» и т. д.

Наличие дополнительного заработка у такого пенсионера размер персональной пенсии уменьшало. Помимо денежных выплат, им предоставлялись различные льготы: на приоритетное медицинское обслуживание, бесплатное курортное лечение, они были освобождены от налогов на имущество и транспортные средства, а также уплачивали только 50 % коммунальных платежей, при этом имели право на дополнительную жилплощадь.

По этой причине персональные пенсии для советской номенклатуры были чрезвычайно престижны, да и сами указы об их предоставлении публиковались в центральной печати, как о награждении орденами.

Первым таким опубликованным актом было постановление СНК от 6 марта 1923 года о назначении пожизненных пенсий 14 активным участникам «Морозовской стачки» — «людям, которые были зачинателями Революции». Правда, и здесь чиновники внесли собственную «вкусовую» правку, когда установили две категории персональных пенсионеров: союзного и республиканского значения.

Принимая решение об оказании государственной помощи семье В. В. Маяковского, Совнарком РСФСР также постановил выдать матери погибшего поэта Александре Алексеевне единовременное денежное пособие в размере 500 рублей.

Однако даже в этом особом случае Л. Ю. Брик не относилась ни к одной из указанных в Положении категорий. Решение о назначении ей персональной пенсии в связи с гибелью революционного поэта являлось прямым нарушением действующего социального законодательства РСФСР и не соответствовало ни одному из действующих регламентов и инструкций по данному вопросу.

Помимо всего вышеизложенного, ВЦИК и СНК РСФСР дополнительно приняли закрытое постановление, в соответствии с которым исключительные права на литературное наследие В. В. Маяковского в части получения денежного вознаграждения за публикацию входящих в него произведений распределяются следующим образом: И — за Л. Ю. Брик, по 1/6 — за членами семьи, то есть его матерью и родными сёстрами. Здесь какая-либо логика вообще отсутствовала.

Вопрос о наследовании имущества В. В. Маяковского, находившегося в его квартире в доме № 13/15 по Гендрикову переулку, как и самой этой 4-комнатной квартиры, вообще не стоял — Осип и Лили Брик прописаны по данному адресу, следовательно, и имущество (в том числе библиотека) тоже может принадлежать им. Во всяком случае, надо было доказать обратное.

Вопрос с подселением на освободившуюся жилплощадь — типичный для перенаселённой столицы в 1930 году — председателем жилтоварищества по какой-то неизвестной нам причине тоже не поднимался. Вскоре Брик вообще переедут в новую кооперативную квартиру в Спасопесковском переулке в районе Арбата, пай за которую Маяковский внёс ещё 4 апреля, незадолго до своей гибели.

Но у Владимира Владимировича, как мы помним, была ещё одна жилплощадь — «комнатёнка-лодочка», в которой он трагически погиб. Она была закреплена за «научным сотрудником» В. Маяковским решением жилищной комиссии ЦЕКУБУ 20 июня 1928 года. Разрешение действовало до 15 апреля 1930 года, то есть до дня его самоубийства.

В связи с тем, что часть архива и вещей поэта до сих пор находились на Лубянском проезде, Лили Брик обращается с соответствующим заявлением в Московский облисполком — разрешение продлевают на неопределённый срок:

«РСФСР. Моск. Обл. Исп. Комитет.

Областное управление недвижимыми имуществами.

Юридическое бюро. 27 июня 1930 г.

Домоуправлению д. № 3 по Лубянскому пр.

Копии: В Бауманское РОУНИ

В 1-й Дом. Трест Бауманск. р-на

гр-ке Л. Ю. Брик

Настоящим доводится до В/сведения, что комната в квартире № 12 В/ дома, которую занимал поэт

В. Маяковский, впредь до особого распоряжения закрепляется за гр-кой Брик Л. Ю.

Основание: Распоряжение Президиума Мособлисполкома.

Зам. завод. МОУНИ Памфилов.

За завед. Юридическ. бюро Кисин». [1.46]

Таким образом, в связи с тем, что постановлением правительства Л. Ю. Брик определена в числе законных наследников, народный следователь И. Сырцов на основании распоряжения помощника Московского областного прокурора Острогорского вынес постановление о направлении вместе с обнаруженными на месте самоубийства В. В. Маяковского денежными средствами и ювелирными украшениями в Московскую областную прокуратуру. 21 апреля 1930 года, то есть через неделю после гибели поэта, помощник Московского областного прокурора Герчикова передаёт денежные средства в сумме 2113 рублей 82 коп. и два золотых кольца гражданке Л. Ю. Брик под расписку (Следственное дело № 02–29).

Понять логику в действиях прокурора сложно: Л. Ю. Брик находится в законном браке с Осипом Мееровичем Бриком, на основании заявления ответственного квартиросъёмщика Маяковского она и её супруг прописаны и проживают в его квартире. Почему прокурор не передаёт ценности, обнаруженные в рабочем кабинете поэта, его матери и/или родным сёстрам, неясно, но у прокуроров, как мы знаем, своё понимание о справедливости…

Представители Совнаркома именно с Л. Брик обсуждают, как «выполнить Володину волю». Об этом она пишет в своём дневнике. «Приезжали из Совнаркома. Сказала ему про семью, про комнату, про ком-академию, про госиздат и театры; забыла сказать про урну».

Справедливости ради надо напомнить, что только после вмешательства Брик Александра Алексеевна Маяковская получает прикрепление к «кремлёвской» больнице и дому отдыха при ЦКБ.

Автомобиль «Renault», медленно следовавший во главе многотысячной колонны во время похорон революционного поэта, тоже перешёл в собственность Лили Брик.

Впрочем, даже проект постановления Совнаркома «Об увековечивании памяти В. В. Маяковского», перед тем как он будет опубликован в «Известиях», был согласован с Лили Юрьевной.

Безусловно, в данном конкретном случае Советское правительство проявило максимум участия и щедрости по отношению к семье и близким друзьям Маяковского, но в дальнейшем власть неожиданно озаботилась теми немалыми деньгами, а точнее их размерами, которые получали наследники авторских прав литераторов «первой категории», назовём их так. В частности, в соответствии с действовавшим законом наследники Алексея Толстого при общем тираже девяти изданий его Собрания сочинений (675 тысяч экземпляров) должны были получить выплаты в сумме 4 миллиона 787 тысяч рублей. За новое издание собрания сочинений А. Н. Толстого в 10 томах, начатое в 1958 году, его потомкам причиталась сумма около 5 миллионов рублей. Только после срочных мер и вмешательства партийного руководства она была сокращена вдвое, но всё равно получались астрономические 2,5 миллиона, к тому же наследниками писателя уже были получены полмиллиона рублей за первые вышедшие тома.

За период с 1945 по 1955 год Лили Юрьевна вместе с семьёй В. В. Маяковского получили