более 5 000 000 рублей. За пятнадцать лет после смерти А. М. Горького наследникам «Буревестника» было выплачено только за его пьесы свыше 7 000 000 рублей. Сверх того, за четыре года (с 1947 по 1951 год) за книги, изданные государственным издательством, авторские выплаты им составили ещё около 3 000 000.

С учётом того, что деньги это были просто колоссальные, ЦК КПСС принял решение о принудительном выкупе авторских прав, с тем чтобы сократить суммы начислений в разы. После проведённой разъяснительной работы правообладатели стали массово отказываться от таких «чрезмерных» выплат — на Старой площади всегда умели быть убедительными.

Глава VII

Советское авторское право в 1917–1930 годах

Люди радовались новым законам. Они поняли, что это — начало новой жизни.

Вавилонская башня и другие древние легенды.

под ред. К. И. Чуковского

Советские цивилисты в своих работах об авторском праве любили ссылаться на опыт Великой Французской революции, превратившей привилегию в институт права на новое произведение, созданное в любой отрасли науки или культуры. Член Конвента Франции Жозеф Лаканаль, представляя патентный закон 7 января 1791 года, провозгласил: «из всех видов собственности наиболее приемлемой является собственность на произведения гения, так как она не может нарушать республиканского равенства, ни затемнять идеи свободы». Через два года, 24 июля 1793 года, Конвент принял Декрет о праве собственности авторов на всякого рода литературные произведения, композиторов, живописцев и рисовальщиков, который во многом повлиял на формирование национальных институтов российского и советского авторского права.

В контексте нашего разговора, думаю, что было бы правильно ещё раз обратиться к принятому 20 марта 1911 года российскому «Закону об авторском праве».

С момента обнародования Высочайшего манифеста от 17 октября 1905 года «Об усовершенствовании государственного порядка», одним из авторов которого являлся глава Кабинета министров граф С. Ю. Витте, было введено новое правило, в соответствии с которым «никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас властей» (Высочайший манифест от 6 августа 1905 года. Полное собрание законов Российской империи. Собр. 3-е, Т. XXV, отд. 1. № 26 656). Это обстоятельство, первоначально воспринятое как необходимый реверанс в сторону «суверенной демократии», очевидно позволило сделать процесс законотворчества более-менее профессиональным — во всяком случае, теперь он шёл с активным привлечением всех заинтересованных сторон. Правда, благодаря новой процедуре Государственная дума не все законы успела принять до своей преждевременной кончины.

В числе законопроектов, требовавших достаточно глубокой проработки и консультаций, был и проект закона об авторском праве, внесённый в комиссию по судебным реформам первого российского парламента министром юстиции И. Г. Щегловитовым. По мнению своих коллег, Иван Григорьевич был признанным специалистом в области уголовного права, инициатором расширения практики применения судов присяжных и в то же время — убеждённым антисемитом и патроном «Союза русского народа».

Тем не менее работа над законом была достаточно открытой — во всяком случае, он неоднократно обсуждался на парламентских слушаниях с участием основных общественных организаций и профессиональных объединений деятелей культуры, в том числе Санкт-Петербургских литературного, музыкальног и юридического обществ. Свои заключения по проекту дали профессиональные фотографы и художники, при этом камнем преткновения по-прежнему являлся «вечный вопрос» о превалировании общественного интереса в контексте реализации своего исключительного права автором.

В пояснительной записке к проекту И. Г. Щегловитова указывалось, что «невозможно обсуждать авторское право исключительно с точки зрения имущественных интересов автора. Автор — прежде всего общественный деятель. Произведения его, являющиеся, в сущности, отражением общественных идеалов и среды, имеют главной целью широкое распространение в обществе идей автора. Пользование литературными произведениями составляет необходимое условие для правильного развития культуры и просвещения. Наряду с имущественными интересами сам собой выдвигается, таким образом, интерес общественный, и в правильном сочетании этих двух элементов и заключается главная задача законодателя» (Авторское право. Доклад комиссии С.-Петербургского литературного общества — приложение III. Проект Министра юстиции об авторском праве. СПб.: Т-во Художественной печати, 1908).

В основном позиция министерства юстиции была поддержана Государственной думой, при этом парламентская комиссия по судебным реформам особое внимание уделила трём вопросам:

— срокам охраны авторского права;

— праву перевода произведения на другие языки;

— авторскому праву на газетные публикации, телеграфные корреспонденции и иные сведения, печатаемые в газетах, — «газетной собственности».

Профессор С. А. Беляцкин писал по поводу нового авторского закона о том, что его появление «явилось в области нашей гражданско-правовой жизни событием первостепенной важности. На смену отжившим постановлениям X т. I ч. о праве собственности на произведения науки, словесности, художества и искусств (прил. к ст. 420), вышедшим из цензурного Устава, смешавшим начала полицейские с началами цивильными, отражавшим старинные взгляды на существо авторского права и защиту последнего, казуистичным, дробным, формальным и схематичным стал закон, впитавший в себя современные принципы права вообще и авторского права в частности, блещущий цветами новейших правовоззрений Запада. Все области авторского права преобразованы, объединены и подчинены общим принципам. Права автора, моральные и материальные, признаются новым законом и вместе с тем согласуются с интересами и правами общества и общественными требованиями». [1. 25]

Были и другие причины, по которым российский авторский закон традиционно игнорировал права зарубежных авторов. Ведь, как известно, одной из самых влиятельных государственных структур императорской России являлось министерство двора Е. И. В., которое представляло из себя нечто среднее между нынешними Администрацией Президента и Управлением делами. Помимо канцелярии, финансового управления, архивов, по этому ведомству проходили Императорские театры.

В Санкт-Петербурге это были: Александрийский, Мариинский, Михайловский, придворный Красносельский, в Москве — Большой, Малый и Новый. Всего по придворному министерству за театральными труппами числилось более 3000 служащих, а бюджетные расходы на их содержание превышали 4 миллиона рублей в год. В том случае, если бы Россия присоединилась к Бернской конвенции, удовольствие увидеть на сцене Марию Ермолову или услышать пение Антонины Неждановой стало бы чрезмерно дорогим даже для императорской свиты. В своё время драматург А. Н. Островский, возглавлявший «Общество драматических писателей и оперных композиторов», и так попортил жизнь директору императорских театров С. А. Гедеонову, когда потребовал от Красносельского театра уплачивать положенные по закону авторские отчисления за поставленные на сцене «пиесы».

Второй немаловажной причиной было то, что в дореволюционной России баланс экспорта и импорта печатной продукции был очевидно нарушен в сторону последнего. Романы Майна Рида и Вальтера Скотта[198] у русских читателей были очевидно популярнее, чем книги собственных гениев — Николая Гоголя и Льва Толстого. Книгопечатни, в основном существовавшие за счёт контрафактных переводов книг зарубежных писателей, отчаянно конкурировали друг с другом, но даже при этом многие из них разорялись. С учётом реалий