– Значит, тоже стал эмигрантом, «человеком без Родины»? Он живет сейчас во Франции?

Павел Аристархович внимательно и грустно взглянул на меня.

– Увы. Ильина-Раскольникова, как и многих истинных ленинцев, уже нет в живых. Молодой, энергичный, полный жизненных сил человек, он не выдержал ложных обвинений, сломался под тяжестью свалившегося на него клейма «врага народа». Он покончил с собой – ранним сентябрьским утром 1939 года выбросился из окна госпиталя в Ницце, оставив на произвол судьбы молодую, любимую им беременную жену… Я полагаю, что свое «открытое письмо Сталину» Раскольников написал в порыве душевного отчаяния и, скорее всего, не помышлял об его обнародовании. Парижский журнал «Новая Россия» опубликовал это «Письмо» через месяц после его смерти.

Я не знала, что сказать Павлу Аристарховичу, и сидела подавленная, внутренне опустошенная. Неизвестный мне Ильин-Раскольников, безусловно, ярый и непримиримый враг Сталина. Он называет его клятвопреступником, нарушившим заветы Ленина и предавшим интересы партии. Последние строки «Письма»: «…рано или поздно советский народ посадит вас на скамью подсудимых, как предателя социализма и революции, главного вредителя, подлинного „врага народа“, организатора голода и судебных подлогов», – буквально врезались в мозг, давят голову. И в то же время, если верить Павлу Аристарховичу, Раскольников не предатель. В самом деле. Разве может однажды предавший Родину человек продолжать любить ее с такою неистовой силой, что разлука с нею показалась ему горше смерти? Так где же правда? Неужели содержащиеся в письме страшные и немыслимые по своей сути обвинения в адрес нашего Сталина не ложь и не вымысел, а последний крик отчаявшегося, загнанного в тупик человека? Но мы же так верили, так верим…

– Ваш Ильин-Раскольников называет Каменева, Бухарина, Зиновьева и Рыкова верными соратниками Ленина. Но ведь они же признались в своей измене революции и партии. Они прямо заявили, что причастны к убийству Кирова и готовили убийство Сталина и всех остальных руководителей партии, причем действовали по прямому указанию изменника Троцкого… Об этом писалось во всех газетах, мы все читали их показания, – упрямо сказала я. – И еще. Раскольников обвиняет Сталина в том, что будто бы он «обезглавил» Красную армию и флот. Но вы, живущие в эмиграции, наверняка не знаете, что и Тухачевский, и Блюхер тоже намеревались свергнуть советскую власть и даже вели уже тайные переговоры с фашистами. Об этом также писали газеты. Кому же, в конце концов, верить? И если не верить никому, то как же тогда жить?

– Без веры жить нельзя, – убежденно и мягко подтвердил Павел Аристархович. – Без веры жизнь пуста и бессмысленна. Вера нужна для жизни. Однако – вера, но не заблуждения. Заблуждения – это трагедия души и сердца. – Он, как маленькую, погладил меня по голове. – Ты еще слишком молода и, безусловно, многого не знаешь о том, что происходило и происходит в политической жизни России. Как, уверен, не знает об этом и большинство русского народа. Видишь ли, брошенные Раскольниковым в «Письме» обвинения в жестокости относятся не столько к личности Сталина, сколько к явлению социалистической революции в целом, породившей эту жестокость. Стремясь преодолеть возникшие в партии расхождения и разногласия, Сталин в основу своей деятельности положил создание сильной государственной власти. Ради укрепления государства он считает допустимыми любые, даже противоречащие нормам морали средства.

– Вот вы же сами себя и опровергаете, – попыталась я поймать на слове Павла Аристарховича, – ругаете вместе с Ильиным-Раскольниковым Сталина и в то же время вроде бы не отрицаете его заслуг в укреплении страны… Вы, Павел Аристархович, говорите, что я слишком молода и многого еще не понимаю, но и вы, простите, многого не знаете о том, как мы жили до войны, какой был у всех радостный настрой и энтузиазм. Мы постоянно видели в кино, читали в книгах и в газетах о новых, грандиозных стройках, об успехах в колхозах, об открытиях в науке, о покорении Северного полюса, обо все новых и новых героях… Кстати, один из моих братьев плавал на ледоколе «Ермак», участвовал в экспедиции по спасению и возвращению на Большую землю «папанинцев»… Вы, конечно же, слышали о такой экспедиции?

Павел Аристархович с интересом посмотрел на меня.

– Твой брат? Весьма любопытно… Как-нибудь я попрошу тебя рассказать мне об этом подробней… Но сейчас вернемся к нашему разговору… Вот ты утверждаешь, будто бы Бухарин, Каменев и другие признались в своей измене. Что ж… Может быть, и признались. Человек слаб. В истории много есть примеров, когда безвинные жертвы оговаривали себя. По разным причинам. К примеру, под воздействием пыток. – (О Господи, что он говорит? «Под воздействием пыток…» Да что у нас, в нашей свободной стране – Средневековье, что ли?!) – Точно так же могли оговорить себя и Тухачевский, и сотни, тысячи других, обвиненных в измене Родине красных командиров. Раскольников прав, когда заявляет, что Сталин обезглавил армию, – ведь к началу войны Красная армия фактически оказалась без опытного командования: по разным причинам к этому времени было уничтожено восемьдесят процентов старшего командного состава. Лично я полагаю, что страшные поражения, которые имела Россия в битвах с фашизмом в 1941–1942 годах, – полностью на совести Сталина и его ближайшего окружения…

Вот в таком примерно духе и протекала за чашкой горячего суррогатного кофе наша вечерняя беседа. Павел Аристархович говорил еще о том, как много в жизни любого народа зависит от того, кто стоит у власти, а главное, как этот человек распоряжается своей властью – допускает ли демократичность правления или является полновластным диктатором.

– Хорошо, если диктатор умен, прозорлив и великодушен, – рассуждал Павел Аристархович, – а если он подозрителен, черств и жесток? Как политическая личность Сталин, безусловно, фигура великого государственного масштаба, а как человек он мелочен, скрытен и расчетлив. И именно диктаторство, неограниченная власть выявили в нем эти отнюдь не высокие качества. В каждом более-менее выдающемся человеке он прежде всего видит своего потенциального политического противника, что может посягнуть на его единоличную власть. Поэтому и расправляется жестоко…

Я слушала Павла Аристарховича и не могла ничего ему возразить. Что я знаю? Как смогу – и смогу ли? – опровергнуть эти страшные, кровавые проценты подсчетов? Я только твердила и твердила себе, что никогда не поверю, не позволю себе поверить в эти гнусные измышления о самом чистом для меня человеке. Не позволю себе поверить! И все же. И все же… Надо признаться здесь (иначе будет нечестно), что «Письмо» Ильина-Раскольникова перевернуло мне душу, что-то сломало в ней…

Я ничего не сказала Павлу Аристарховичу