ждал Уго; он больше не напивался до беспамятства, но потреблял ровно столько вина, чтобы постоянно пребывать в летаргии: достигнув такого состояния, он даже вином больше не интересовался. Он понимал, что ему говорят, но отвечал крайне медленно или не отвечал вовсе. Он двигался вяло, через силу, и, безразличный ко всему, совсем опустился. Ел мало, и то если Катерина и Педро его заставляли. Он сильно исхудал – и у него не было ни сил, ни настроения, чтобы наслаждаться любовью.

Катерина сомневалась, говорить ли Уго, что Рехину замуровали совсем рядом с таверной, в церкви обращенных евреев. Если он поймет, о чем идет речь, то непременно подожжет келью. Вернувшись из Гаррафа, Уго только и думал о том, чтобы отправиться в Наварклес, где поначалу держал Рехину Бернат. Катерина убеждала его, что это чистое безумие: «Даже если ты доберешься до Рехины, Бернат тебя схватит и убьет, как уже не раз обещал».

Вино и огненная вода ослабили волю Уго. Его угрозы оставались пустой бравадой, а когда Катерина подозревала, что в минуту просветления Уго может привести свои самоубийственные планы в действие, она сама давала ему вино, неустанно и безуспешно с ним заигрывала, изобретала любые предлоги, чтобы его отвлечь. В тот самый день Уго снова принялся хандрить, и Катерина побежала исповедаться отцу Жоану. «Ты правильно сделала, – успокоил ее священник, – нельзя позволять Уго творить безумие. Доверься Богу и молись, молись, молись. И все наладится».

Катерина добралась до таверны. Никого. После скандала в церкви Святой Марии от них отвернулись последние посетители. Иногда к ним еще заглядывали пьяницы, которых больше нигде не обслуживали, да рабы, которым вообще запрещалось пить, или проходимцы, которым был закрыт доступ в другие таверны. Она наливала им кислое вино, разбавленное водой. Ей платили – но на всякий случай у русской всегда был под рукой нож Жауме. Скопленные деньги таяли, доходов почти не было, а ведь они должны платить аренду, налоги, покупать еду… Вина у них было предостаточно, включая то вино, которое Уго пытался выдерживать, – все равно он о нем больше не заботился.

Катерина вошла в комнату: Уго лежал на кровати одетый, взгляд устремлен в пустоту. Нет, решила Катерина. Я никогда не скажу ему, где Рехина. И будь что будет.

Бернат, расторгнувший брак с дочерью Сатаны, вскоре женился еще раз. В 1418 году король Альфонс объявил войну Генуе. Напряжение возникло из-за того, что генуэзцы постоянно оказывали помощь сардинцам в их неутомимых восстаниях против каталонцев, но последней каплей стал захват каталонского корабля, зафрахтованного самим монархом. Акция, в ходе которой генуэзцы не только взяли судно со всеми товарами, но и убили всех членов экипажа и торговцев, выбросив их в море, переполнила чашу терпения.

После объявления войны король приказал построить на верфях Барселоны мощную армаду, для чего каталонские кортесы и особенно сам город не жалели никаких денег. Впрочем, хотя каталонцы и поддерживали короля в его войне против Генуи и вечно бунтующей Сардинии, им не нравилось, что Альфонс, подобно своему отцу Фердинанду Антекерскому, окружил себя кастильскими, иноземными, вельможами и советниками и предоставил им все значимые должности в обход каталонцев. Кортесы отправили к королю своих послов с целью выразить несогласие с такой политикой. Королю пришлось принять делегатов и пойти на некоторые уступки – военный успех зависел от денег кортесов. И тогда адмиралу каталонского флота Бернату Эстаньолу в кругах, приближенных к монарху, намекнули: он, занимая такой видный пост, должен подчеркнуть свое каталонское происхождение и жениться на какой-нибудь деве из знатной барселонской семьи, чтобы упрочить позиции короля Альфонса как монарха, уважающего каталонскую самобытность. Любая дворянская семья почтет за счастье породниться с таким влиятельным вельможей.

Его избранницей стала Марта – старшая дочь Гальсерана Десторрента, почетного гражданина, владевшего несколькими галерами. Он был совладельцем ряда крупных торговых компаний, ему принадлежали права на разные виды недвижимости: от домов до мельниц. Когда-то он был присяжным заседателем Совета Ста от купеческого сословия – ему пришлось уйти в отставку, как только он получил титул графа и стал дворянином. Гальсеран был несметно богат. Как и многие люди, оказавшиеся в его положении, он купил пару замков и прилегающих к ним земель в каталонской глуши и посещал их только по случаю сбора податей. Замки были куплены с королевского позволения вместе с соответствующими титулами и почестями у родовитых дворян, отчаянно нуждавшихся в деньгах, которые у Гальсерана водились в избытке.

Браку мог помешать только малыш Арнау. Епископ и святые отцы объявили, что на сыне Берната нет дьявольских знаков, и поэтому мальчика вернули во дворец на улице Маркет, где адмирал публично объявил его своим законным наследником. Отец невесты пытался устроить дело так, чтобы наследником считался первенец его дочери, но будущий зять наотрез отказался. «Сын у меня уже есть, – заметил адмирал, – а сумеет ли зачать твоя дочь, еще большой вопрос». Гальсерану Десторренту пришлось согласиться, они скрепили договор рукопожатием.

Свадьбу пятидесятилетний адмирал и юная Марта сыграли ранней весной 1419 года в церкви Святой Марии у Моря. Если свадьба с Мерсе была блестящей, то обряд, соединивший адмирала с Мартой Десторрент, получился торжественным и пышным. Среди гостей был сам король Альфонс со своей женой. И пока молодожены, царственная чета и многочисленные гости пировали в Большом дворце, поскольку дворец на улице Маркет не смог бы их всех вместить, горожане у моря чествовали невесту, жениха и монархов. Были трубадуры, шуты, канатоходцы, музыканты – и дармовое вино всю ночь. Все скопились подле Святой Марии у Моря, на берегу, где пили и плясали, и остальная часть города казалась почти безлюдной: лавки и мастерские закрылись, лишь кое-где отчаявшиеся торговцы безуспешно зазывали покупателей.

Одной из тех, кто не пошел на торжества в честь свадьбы, была Катерина. Она снова стояла, неотрывно глядя на главный фасад церкви Пресвятой Троицы. Все ее внимание было приковано к келье, где Рехина пребывала в затворе уже почти девять месяцев.

Уго сидел в таверне. Узнав о свадьбе Берната, он орал, проклиная бывшего друга и желая тому мучительной смерти и адских мук. Катерина и Педро улыбнулись при виде такой реакции: гнев сменил апатию, владевшую виноделом в последние месяцы, а значит, тот пошел на поправку. Порой он даже спускался в погреб, чтобы поработать над винами, хотя иногда ничего там не делал. «Он, по крайней мере, спускается», – пытался утешить Катерину Педро, после того как Уго провел в погребе несколько часов, просто сидя на одной из бочек.

О Рехине они не