– Да что там продолжать-то? От машинки вашей одно воспоминание осталось. Водитель МАЗа пьяный был, ох как же это… в дюпеля, вот. Ты чудом жив остался, но в сознание так и не пришел. Кома… Три месяца ты здесь. Мать все глаза выплакала. Я приехала. А во вторник вот ещё дядя Володя умер… Ох! Напасть-то какая! О-о-о-о… У-у-у-у… Порча! Не иначе как! У-у-у-уу… О-о-о-о…

– Да погоди ты реветь! – одернул Миша сестру. – С Олесей что? С Сазоновой? Говори! – Белов приготовился услышать то самое. Самое страшное. После чего уже не будет даже робкой надежды. Миша замер. Стиснул зубы. Он должен знать!

– Её… Её… не нашли… Трупа не нашли… – пробормотала Маша.

– Что значит, не нашли? – Белова обдало холодом. – Как не нашли?

– Не нашли. Искали, искали, да так ничего и не нашли, а потом ещё один полицейский сказал…

– Маша!

– А?

– Ты можешь сделать кое-что для меня?

– О! Родной мой! Конечно! Конечно!

– Не могла бы ты… оставить меня одного ненадолго?

– А? Э-э-э… А зачем? – Миша выразительно посмотрел на сестру, и та сдалась. – Ну ладно. Если ты так хочешь… Я буду в коридоре, – Маша нехотя вышла из палаты и осторожно притворила за собой дверь.

Миша устало закрыл глаза. Попытался сжать кулаки, но сил не хватило…

Авария… Как? Когда? Он ничего не помнил. Ни-че-го! Да как такое вообще может быть? Кома… Три месяца. Три месяца! О, Матерь Божия! Всё это время он был тут, в больнице, а Красный броневик – всего лишь плод его воображения! Фантазия, нелепая и пугающая. Не может быть. Нет, нет, нет! И Владыка, и фашисты, и их с Олеськой близость – всё казалось таким реальным! Таким настоящим…

Выходит, всё это просто сон. Бредовый сон. Сон, и ничего более…

Белов тяжело вздохнул и осмотрелся. Упрямое сознание отказывалось принять очевидный факт. Но, увы… Белые стены, белый потолок, белая постель… Ничего красного. Никаких тебе плакатов, никаких лозунгов. Даже как-то непривычно…

Рядом с кроватью – тумбочка. Тоже белая. Единственное яркое пятно – букет пожухших желтых хризантем, втиснутых в обрезанную пластиковую бутылку, да россыпь разноцветных открыток… Миша протянул руку и взял верхнюю: «Поправляйся скорее, Мишаня! Мы тебя любим и ждем!» и подпись – «Кафедра экспериментальной физики»…

Белов грустно усмехнулся. Сердце тоскливо сжалось. Как теперь будет кафедра, без Сазоновой-то? Как теперь будет он без нее? Без Леси… Столько лет бок о бок, а теперь… Теперь…

«Эх, Леся!», – вздохнул Миша, – «Неужели тебя больше нет?».

С трудом сдерживая слезы, Белов положил открытку на место. Рука наткнулась на что-то твердое. Под кипой размалеванных картонок притаился его любимый смартфон. Миша схватил телефон и прижал к себе.

– Уцелел, дружище… – Миша ласково погладил исцарапанный экран. – Хоть ты уцелел, – надо бы попросить кого-нибудь принести зарядку…

Дверь открылась, и в палату вернулась Маша в сопровождении врача. Самого обычного врача – без окровавленных щипцов…

В больнице Миша стал звездой. Легендой. Прямо как Брэд Питт. Его наблюдал сам заведующий отделением. К нему в палату частенько наведывался главврач в компании интернов или студентов-медиков. С истории его болезни снимали ксерокопии и раздавали в качестве наглядного пособия.

Однажды Белов набрался наглости и поинтересовался у заведующего, в чем кроется причина этой странной популярности.

– Дело в том, Михаил Анатольевич, что Ваш случай – уникален, – ответил врач и предложил Мише карамельку.

От карамельки Белов отказался. Всё что он хотел: курить и Сазонову. Первое ему запретили, вторую – объявили в розыск.

– Мы диагностировали у Вас кому, наступившую в результате черепно-мозговой травмы, – продолжил заведующий. – Всё полностью соответствовало коме третьей ступени: длительное бессознательное состояние, угнетение рефлексов, миоз, понижение температуры тела…

– И что же тогда не так? – забеспокоился Миша.

Доктор улыбнулся. Улыбка у него была приятная, располагающая.

– Да то, как Вы из нее вышли. Карамельку точно не будете? Последняя! – врач зашуршал фантиком. – Вы же не первый мой пациент, очнувшийся от комы.

– И?

– То как вы себя вели, помните? – Миша кивнул. – Так вот, по идее, всё, на что способны люди в таком состоянии – маму позвать. Да и то – не всегда. А вы учинили своей сестре допрос с пристрастием. Вы как-то слишком лихо восстановились, Михаил Анатольевич, – заведующий закинул конфетку в рот. – Общее Ваше состояние поражает: никаких негативных последствий! А ведь они должны быть и – нехилые… А у Вас всё как у призывника: пульс, давление, частота дыхания, рефлексы, реакции – всё в норме. Даже температура, и та – тридцать шесть и шесть. Странно всё это…

– Так что же в этом плохого? – удивился Миша.

Врач снова улыбнулся, на этот раз иронично:

– Единственное «плохое» в этом то, что остальные пациенты так не могут! – и уже без улыбки прибавил:

– Если серьёзно – боюсь регресса. Вдруг начнутся обратные процессы? Поэтому мы Вас понаблюдаем ещё недельку-другую, а уж потом можно и домой. И ещё, Михаил Анатольевич…

– Мм?

– Нашему психотерапевту Вы сказали, что во время комы у Вас не было никаких видений, навязчивых галлюцинаций, ярких снов… Вам действительно ничего не снилось?

– Нет, – без промедления ответил Миша. – Абсолютно ничего…

«29.05.2015

Если бы кто-то сказал мне, что когда-нибудь я буду вести дневник, я бы умер от смеха. Серьёзно. Вообще всё это до крайности нелепо. Я же не какая-нибудь влюбленная студентка-первокурсница. Им это больше свойственно. Но, тем не менее, я сижу и пишу эти строки.

А что поделать? Рассказать о том, что со мной приключилось, я никому не могу. Носить это в себе больше нет сил. Вот и решился…

Недавно пересмотрел первые две части Терминатора… Теперь понимаю, каково пришлось Саре Коннор! Но я не такой дурак. Я никому не сказал ни слова. Никому. Единственный человек, с которым я мог бы всё обсудить – бесследно исчез.

То, что Красный броневик вовсе не иллюзия, я понял вечером того же дня, когда очнулся. Всё, что для этого потребовалось – зарядить сотовый. Снимки сохранились все до одного.

Перекинул их в ноут и до сих пор пытаюсь разобраться, что там и как».

«17.11.2015

Некоторые материалы, о которых идет речь в скоммунизженных мной разработках, не известны никому, даже Гуглу. Похоже, их вообще не существует на Земле… Теперь догадываюсь, чья рука чертила эти схемы! Не иначе – желтые уйцы! Порой мне снится, как они пляшут. Клёвые они. Но чаще снится Леся… Иногда без одежды…»