любоваться ожерельками из них при свете луны! Против Мельванеса они понадобятся, понимаешь⁈ Зелье из них сварганить можно, мощи — невероятной!

— Я тебя услышал, почтеннейшая! Сделаем всё, что в наших силах.

— Хорошо. И ещё, мне понадобится полный доступ в библиотеку Мирграда, к её архивам. Свитки надобно древние просмотреть… Вы даже себе не представляете, насколько ценнейшие знания у вас там пылятся по казематам!..

— Не вижу проблем, старая, организуем! Мы договорились? — Ратибор выжидательно таращился на ворожею.

— Договорились, молодой! Только тогда нам лучше не затягивать с возвращением в Мирград! Сейчас, — Благана не спеша, бережно убрала ценный свёрток в один из двух здоровенных боковых карманов, что был у неё в сарафане, — я к себе пойду. Надо кое-что приготовить да собрать, ну а завтра спозаранку уже выходить нужно! Медлить нельзя! То, что я замыслила, времени требует!

— А что ты замыслила, высокочтимая? — не удержался полюбопытствовать Емельян.

— Пиши лучше летопись свою, не отвлекайся и не лезь туда, где ничего не соображаешь, белобрысик, — едко крякнула Благана, после чего взглянула на Ратибора: — Встречаемся утром, как петухи закукарекают, у входа в «Дальнюю дорогу» или тут же, идёт?

— Идёт! Тогда до завтра! — Ратибор хлопнул по столу, чуть не развалив его при этом, и поднялся. — А сейчас потопаю я, хозяина на бадью с водицей напрягу малёха. Нужно ополоснуться, кровушку после драки с себя смыть… А то подсохла уже. Приятного мало, скажу я вам… — с этими словами Ратибор пошёл разыскивать Мефодия, который был очень занят тем, что подсчитывал, сколько же можно выручить за принадлежавших ранее варградцам пару десятков добрых рысаков, что свалились ему в собственность, как снег на голову.

— Тебе не привыкать, косолапый, — буркнул тем временем Емельян и прокричал вслед направлявшейся к выходу из таверны Благане: — А как же история о нашем приключении в Забытых пустошах? Кто-то хотел вроде послушать…

— Завтра в пути языком потреплешь вдоволь, не волнуйся… — торопливо проворчала в ответ ворожея и спешно покинула «Дальнюю дорогу».

* * *

Тем же вечером Емельян с Ратибором за ужином лениво обсуждали, что же им всё-таки делать с Лучезаром. Тела его воинов местные убрали из корчмы, и лишь подсохшие, въевшиеся в пол да столы с лавками и стульями лужицы крови, которые уже было ничем не оттереть, напоминали о дневном происшествии и вызывали ненужные вопросы у постояльцев, забивших собой ближе к ночи зал трактира. Но Мефодию приходилось не впервой отшучиваться на эту тему; вот и сейчас он с широкой улыбкой вещал всем любопытствующим сочинённую на ходу историю о том, какой, оказывается, его кабак несчастливый для разного рода лиходеев, что заваливаются в него со злыми намерениями. Мир ведь не без добрых людей; на каждую шайку разбойников всегда свой дровосек найдётся!

— Кто с топориком к нам придёт, — вдохновенно вещал хозяин «Дальней дороги», — тому мы его в задницу и запихаем!.. Так выпьем же за… дружбу! — собравшийся было произнести тост в честь Ратибора Мефодий резко передумал это делать, ибо столкнулся взглядом с рыжим богатырём, который едва заметно покачал ему отрицательно головой. Чего молодой гигант никогда не умел, так это принимать похвалу.

— Так что, всё-таки отпускаем Лучезара? — Емельян, лениво догрызая очередную голень цыплёнка, взглянул на Ратибора, сидевшего рядом и не спеша потягивающего свой любимый квас.

— Угу, завтра поутру пущай катится на все четыре стороны. Будет нашими глазами и ушами в Варграде.

— Ты его проведал хоть? Живой?

— Да, всё нормально. Напоил, накормил…

— На горшок усадил? — Емельян ехидно прищурился.

— Ты меня со своей нянькой не путай, Емеля, — буркнул задумчиво рыжебородый витязь. — Ради такого дела, конечно, развязал я его; сам сходил. Потом назад спеленал, естественно. Ночку пусть ещё связанным побудет, а то у него могут возникнуть какие-нибудь влажные фантазии вроде той, чтобы попробовать нас во сне зажмурить… Придётся тогда ему башку открутить, чего бы очень не хотелось делать… Пленник-то — ценнее некуда! Свезло нам крупно, что всё так обернулось!

— А ты уверен, что Кулбах в живых оставит своего родного братца после того, как узнает, что тот лишился двадцатки бойцов и сундука с золотом?..

— А вот это, Емеля, уже не наши проблемы! Пущай выкручивается как хочет! Всё, хорош воздух сотрясать попусту, давай догрызай свою птичку да потопали на боковую, завтра в путь-дорогу.

— Ратик, у нас в каморке ведь две кровати?

— Ну?

— Так нас же трое! Ну, если Лучезара ещё считать. Как мы расположимся…

— На полу ляжет наш замотанный в кокон мотылёк! Покряхтит ноченьку, посопит да переживёт уж как-нибудь, ничего с ним не случится! А то ишь, взяли моду, на перинах пуховых телеса свои нежить! — проворчал Ратибор поднимаясь. — Будь моя воля, я б всех этих чудаков великокняжеских, кто возомнил, что у них кровь голубая по жилам течёт, в хлеву бы запер на денёк-другой! Узнали бы хоть тогда, откуда молоко да мясо у них на столах берутся… Всё, Емеля, я наверх. Не зависай тут.

— Да я тоже уже топаю, подожди… — Емельян спешно смолотил своего цыплёнка, после чего двое друзей расплатились с Мефодием за ужин да пошли к себе в комнату. Завтра их ждал новый день. И новые приключения.

Глава 7

На обратном пути…

Таверна «Дальняя дорога». Раннее утро

— Я могу идти? — Лучезар, от души рыгнув, отодвинул от себя тарелку с обглоданными косточками перепёлки, что только-только споро умял в одну рожу, и кинул тоскливый взгляд на Ратибора. — Можно, ась?..

— Можно. Гуляй давай… — буркнул ему молодой исполин, неспешно уплетая оленью голяшку, которую специально для него приготовил также проснувшийся ни свет ни заря Мефодий, заранее успевший похлопотать о завтраке для отбывающих в дорогу странников.

Ратибор, Емельян и Лучезар сидели за одним из столиков в углу кабака и не спеша трапезничали. Освободив своего пленника от пут, все трое спустились в зал и решили в ожидании ворожеи перекусить на дорожку. В столь раннее утро обычно было шаром покати в «Дальней дороге». Но в этот раз, помимо собиравшихся в дорогу путников, в другом конце заведения отдыхали ещё с десяток подозрительных типов, нет-нет да бросающих любопытные взоры на стоящий рядом с рыжим богатырём туго набитый холщовый мешок,