При этих словах Емельян поперхнулся ряженкой, Благана язвительно хихикнула, а глаза Ратибора недобро сузились.

— Это для всех остальных цена, ну а вам, как старым знакомым, отдам за восемь монет… — мигом торопливо поправился Мефодий, увидев реакцию сидящих недалече странников. — Можно и за семь… — уже не столь радостно прошмыгал носом трактирщик.

— Позволь, я кое-что уточню, дабы зазря кого-нибудь к знахарке в избушку сейчас не отправить… — пророкотал угрюмо Ратибор. — Я правильно тебя понял, проныра обнаглевший, что ты хочешь продать за червонец золотых нам сегодня одного из тех двух десятков скакунов, коих я же тебе вчера по доброте душевной разрешил взять себе забесплатно?

— За семь золотых… Ты же мне их подарил, великан, и лошади теперь — мои. А ремонт, дело ох какое недешёвое!.. Надо ведь и то прикупить, и ента сделать… Тут подкрасить, там слой снять… Пять монеток устроит?.. — Мефодий совсем сник под суровым взором рыжеволосого гиганта.

— Да-а-а, ну ты и нахалюга, трактирщик! — колко хихикнул прокашлявшийся Емельян, успевший секундами ранее до этого споро отскочить от намеревавшегося похлопать его по спине Ратибора, вполне резонно опасаясь, что может опять оказаться под лавкой от его приятельских шлепков. — Совесть-то есть у тебя, а?

— Хороший вопрос, между прочим! — буркнул между тем Ратибор. Развязав куль со златом, он выудил из него три золотых и небрежно бросил их на стол. — Больше не стоит ни одна из тех кляч, что под волчарами были. Окромя, скорее всего, жеребца Лучезара, которого ты уже, поди, загнал кому из торгашей, что у тебя сейчас отдыхают… Кони Варграда твои, ты прав. А подарки назад возвращать, это не к добру. Потому забирай кругляшки и не зли меня, плесень бессовестная!..

Мефодий молча подлетел к столику и шустро сгрёб золото в карман. Десятка же тёмных личностей, сидящих в другом конце зала, принялась о чём-то оживлённо между собой перешёптываться, с неподдельным интересом бросая любопытные, оценивающие взгляды то на Ратибора, то на мешок с сокровищем варгов.

— Ты, Ратиборушка, хоть не палился бы, — промолвил нервно Емельян. — А то так мы всех местных разбойников по пути соберём себе в попутчики… Специально, что ль, сверкнул металлом жёлтым, чтобы эти головорезы разудалые за нами увязались?

— А то! Чтобы в пути не скучать, — хмыкнул довольно Ратибор, при этом с некоторым удивлением взглянув на Емельяна. — А ты не такой уж и дурашка, Емеля, каким кажешься… Особенно когда не под мухой. Растёшь, можно сказать, прямо на глазах!

— Надеюсь, это была похвала… — скривился кисло Емельян.

— Ещё какая!

— Ню-ню, я так и понял…

— Мы чего, тут и дальше будем лясы точить? Может, уже выдвинемся в дорогу? — Благана сердито зыркнула на двоих приятелей. — Мне ещё зелье специальное нужно приготовить по прибытии в Мирный город, а это за час не делается, вы это понимаете, пустомели⁈

— Ты права, почтеннейшая! — Ратибор, кинув на стол парочку серебряных монет за завтрак, неторопливо поднялся, не забыв прихватить весомый тюк с золотишком да свою старушку секиру. — Пошли, коняшек заберём наших да в путь!

— Да, помчали уже! — подхватил вскочивший следом за ним Емельян. — Позже будем, раньше выйдем, как говорится!

— Вот выдал! — иронично проворчала Благана, уже топая к выходу. — Это где же так выражаются, белоголовое ты полешко? В твоём воспалённом воображении? Сам-то понял, что сейчас ляпнул?

— М-дя, Емеля, кажись, ты всё перепутал, — хмыкнул Ратибор. — Может, «раньше выйдем, раньше будем», нет?

— Ну да, я так и сказал! — Емельян удивлённо захлопал глазами. — А вам что послышалось?

— Проехали… И поехали! Мирград ждёт нас!

— Извините, уважаемый… — Ратибора, направлявшегося к двери, остановила сильно смущающаяся Буслава. Она за ночь более-менее пришла в себя, прекратив в первую очередь взахлёб рыдать. — Я бы хотела отблагодарить вас за помощь, чем могу… Никто бы в трактире не посмел вмешаться и выступить против волков! Тем более в одиночку!.. Никто, кроме вас! Возьмите, пожалуйста!.. — протянула она рыжебородому гиганту небольшой, но туго набитый монетками мешочек. — Здесь все мои сбережения. Копила на свой домик… Да видно, не судьба… Возьмите, прошу! Я больше не знаю, как выразить вам свою признательность…

— Ты чего, малая, на голову простудилась, коль решила ко мне с такой бякой подойти? — Ратибор досадливо поморщился. — Хочешь мне настроение с утра пораньше испортить? Пожалей Емельяна, ибо когда я не в духе, окружающие даже газы втихаря пустить не всегда решаются, в себе держат…

— Простите покорно, я не хотела вас обидеть… — Буслава задрожала как осиновый лист, покраснев и засмущавшись ещё больше.

— Убери деньги, не гневи меня! Сколько, кстати, осталось до лачуги-то своей наскрести?

— Да прилично ещё, около двух с половиной монет, золотом…

— Всего-то⁈ П-ф-ф-ф… На вот тебе, — Ратибор, быстро порывшись в торбе с изъятыми у волков жёлтыми кругляшами, выудил оттуда четыре полновесных золотых и положил их растерянной девушке в руку, — мой вклад в твою копилку. Купи себе уже этот несчастный домишко, в конце-то концов! Ещё и на коврик у двери хватит да на застолье праздное… Бывай, мелкая!

С этими словами, распрощавшись с Буславой, в глазах которой опять стояли слёзы, на этот раз от удивления и радости, и довольным Мефодием, значительно разбогатевшим всего за день, трое путников покинули «Дальнюю дорогу» и, оседлав коней, направились домой, в Мирград. Задание было практически выполнено: двум приятелям удалось уговорить ворожею Благану выступить на их стороне в предстоящем противостоянии с Мельванесом. Дело осталось за малым: доставить ведунью пред ясные очи князя Святослава.

* * *

— Ратибор, мне всё покоя не даёт один вопрос… Правда, не совсем по теме. Или совсем — не по теме… А может, и в тему…

— Ты долго будешь тянуть котика за промежность? Задавай уж!

— Ты сказал вчера, прям громыхнул, что, мол, на женщину лапу поднимать нельзя?..

— Конечно, нельзя, Емеля, если ты себя мужчиной считаешь! Женщину можно только по попке шлёпнуть, и то — нежно. При условии, конечно, что это твоя женщина… — Ратибор потрепал по холке своего красавца вороного и, нахмурившись, покосился на ехавшего рядом на пегой лошадке Емельяна. — А что тебя смущает? Смотри мне,