вероятность действия. Вера человека в то, что пол выдержит его, когда он будет по нему идти, зависит от опыта. Проходя без происшествий много раз, человек с готовностью повторит, и его поведение не вызовет аверсивных стимулов, ощущаемых как тревога. Он может сообщить, что «верит» в прочность пола или «уверен», что он выдержит его. Однако вещи, которые ощущаются как вера или уверенность, не являются состояниями ума. Это в лучшем случае побочные продукты поведения в связи с предшествующими событиями, и они не объясняют, почему человек ходит так, как ходит.

Мы формируем «веру», когда увеличиваем вероятность действия, подкрепляя поведение. Укрепляя уверенность человека в том, что пол его выдержит, подталкивая ходить по нему, нельзя сказать, что мы меняем убеждение. Но мы делаем это в традиционном смысле, когда даем словесные заверения в прочности пола, демонстрируем ее, следуя по нему сами, или описываем структуру или состояние. Разница в заметности мер. Изменение, которое происходит, когда человек «учится доверять полу», ходя по нему, является характерным эффектом подкрепления. Изменение, происходящее, когда говорят, что пол твердый, когда человек видит, как по нему ходит кто-то другой, или когда его «убеждают», что пол выдержит, зависит от опыта, который перестал быть заметным. Человек, ходящий по поверхностям, которые, вероятно, будут твердыми (например, замерзшее озеро), быстро формирует различие между поверхностями, по которым передвигаются другие, и поверхностями, по которым никто не ходит. Или между поверхностями, которые называют «безопасными», и поверхностями, которые называют «опасными». Он учится уверенно ходить по первым и осторожно – по вторым. Вид идущего человека, или уверенность в том, что поверхность безопасна, переводит ее из второго класса в первый. Историю, в процессе которой формировалось данное различие, можно забыть, и тогда эффект кажется связанным с внутренним событием, называемым «изменением сознания».

Изменения в предпочтениях, восприятии, потребностях, целях, установках, мнениях и других атрибутах ума можно проанализировать аналогично. Мы меняем то, как человек на что-то смотрит, а также то, что видит, когда смотрит, путем изменения условий. Мы не меняем то, что называется «восприятием», только относительную силу реакций путем различного подкрепления альтернативных вариантов действий. Мы не меняем то, что называется «предпочтением». Мы меняем вероятность совершения действия, изменяя условия ограничения или аверсивной стимуляции; мы не меняем потребность. Мы подкрепляем поведение определенными способами; мы не даем человеку цель или намерение. Мы изменяем поведение по отношению к чему-то, а не отношение. Мы проверяем и изменяем вербальное поведение, а не мнения.

Другой способ изменить сознание – указать на причины, по которым человек должен вести себя определенным образом, причем они почти всегда являются последствиями, которые, вероятно, зависят от поведения. Допустим, ребенок использует нож опасным образом. Мы можем избежать проблем, сделав безопаснее обстановку – забрав нож или предоставив менее опасный, – но это не подготовит его к жизни. Оставшись один, он может научиться правильно пользоваться ножом, порезав себя при каждом неправильном использовании. Мы способны помочь, заменяя наказание менее опасной формой – например, отшлепать его или пристыдить, когда обнаружим, что он использует нож опасным образом. Можно сказать, что некоторые способы использования ножа плохие, а другие хорошие, если «Плохо!» и «Хорошо!» уже обусловлены как позитивные и негативные подкрепления и побуждают ребенка использовать нож правильно. Он, скорее всего, будет считать, что мы передали ему знание о правильном использовании. Однако пришлось воспользоваться большим количеством предварительных условий в отношении инструкций, указаний и других вербальных стимулов, которые легко упустить из виду, и их вклад может быть приписан автономному человеку.

Еще более сложная форма аргументации связана с выведением новых причин из старых, процесс дедукции, который зависит от гораздо более длительной вербальной истории и особенно часто называется «изменением сознания». Предположим, все эти методы имеют нежелательные побочные продукты вроде изменения отношения к нам, и поэтому мы обращаемся к «сознанию». (Если человек достиг «сознательного возраста».) Мы разъясняем условия, показывая, что происходит, когда человек использует нож так, а не иначе. Можно показать, как из условий извлечь правила («Нельзя резать себе навстречу».) В результате мы научим ребенка правильно пользоваться ножом, и можно сказать, что мы передали ему знание. Пришлось задействовать большое количество предварительной подготовки в отношении инструкций, указаний и других вербальных стимулов, которые легко упустить из виду, и тогда вклад можно приписать автономному человеку. Еще более сложная форма аргументации связана с выведением новых причин из старых, процесс дедукции, зависящий от гораздо более длительной вербальной истории и особенно часто называемый «изменением сознания».

Способы изменения поведения путем изменения мышления редко одобряются, если они очевидно эффективны, несмотря на то что меняется по-прежнему сознание. Мы не одобряем изменение мышления, когда соперники неравноценны; это «неправомерное влияние». Не одобряем и тайное изменение мышления. Если человек не видит, что делает тот, кто хочет изменить его сознание, он не может убежать или контратаковать; он подвергается «пропаганде». «Промывание мозгов запрещается теми, кто в иных случаях одобряет изменение мышления просто потому, что контроль очевиден. Обычная техника заключается в создании сильного аверсивного состояния, такого как голод или недостаток сна, и, облегчая его, подкрепляет любое поведение, «показывающее позитивное отношение» к политической или религиозной системам. Благоприятное «мнение» формируется путем подкрепления благоприятных высказываний. Подобная процедура может быть неочевидной для тех, на кого действует, и слишком очевидной для других, чтобы быть принятой как допустимый способ изменения мышления.

Иллюзия уважения свободы и достоинства, когда контроль выглядит неполным, частично возникает из-за вероятностной природы оперантного поведения. Условия окружающей среды редко «вызывают» поведение напрямую, они просто делают его более вероятным. Подсказка сама по себе не вызовет реакции, но усилит слабую реакцию, которая затем может проявиться. Подсказка заметна, но другие события, ответственные за реакции, нет.

Как и разрешительные меры, майевтика, направление и формирование зависимости от вещей, изменение мышления одобряется защитниками свободы и достоинства, поскольку это неэффективный способ изменения поведения. По этой причине меняющий сознание может избежать обвинений в «управлении» людьми. Его оправдывают, когда дела идут плохо. Автономный человек выживает ради того, чтобы ему ставили в заслугу его достижения и обвиняли в ошибках.

Видимая свобода, обеспечиваемая слабыми мерами, – это лишь незаметный контроль. Когда мы якобы передаем его самому человеку, мы просто переходим от одного способа контроля к другому. Новостной еженедельник, обсуждая юридический контроль над абортами, утверждал: «Путь к откровенному решению проблемы лежит через условия, позволяющие человеку, руководствующемуся совестью и разумом, сделать выбор, не ограниченный архаичными и лицемерными концепциями и законами»[44]. Рекомендуется не переход от правового контроля к «выбору», а от контроля, ранее осуществлявшегося религиозными, этическими, правительственными и образовательными организациями. Человеку «разрешается» решать вопрос самостоятельно – он действует из-за