– Это называется последовательностью Фибоначчи, –заявила она и кивком указала на бумажку в руке Фаша. – Это прогрессия, гдекаждый член равен сумме двух предыдущих.

Фаш уставился на цифры. Действительно, каждый член был равенсумме двух предшествующих, и, однако же, он совершенно не понимал, какоеотношение имеет все это к смерти Соньера.

– Математик Леонардо Фибоначчи сделал это открытие еще втринадцатом веке. И разумеется, это не простое совпадение, что цифры, которыеСоньер написал на полу, являются частью знаменитого ряда Фибоначчи.

Несколько секунд Фаш молча смотрел на Софи.

– Так, замечательно. Раз это не совпадение, может, тогда выобъясните мне, почему Жак Соньер сделал это? Что он хотел этим сказать? Что подразумевал?

Она пожала плечами:

– Абсолютно ничего. В том-то и дело. Это простокриптографическая шутка. Все равно что взять слова известного поэта и раскидатьих в произвольном порядке. С одной лишь целью: посмотреть, догадается ликто-нибудь, откуда цитата.

Фаш с угрожающим видом шагнул вперед и оказался лишь внескольких дюймах от Софи.

– Надеюсь, у вас есть более убедительное объяснение?

Мягкие черты лица Софи словно заострились, глаза смотрелистрого.

– Капитан, учитывая, с чем вам довелось столкнуться сегодня,думаю, небесполезно будет знать, что Жак Соньер мог просто играть с вами. Новы, судя по всему, придерживаетесь другого мнения. В таком случае мне остаетсялишь уведомить директора отдела криптографии, что вы больше не нуждаетесь внаших услугах.

И с этими словами она резко развернулась и зашагала покоридору к выходу.

Потрясенный Фаш наблюдал за тем, как она исчезает в темноте.Она что, свихнулась? Софи Невё только что совершила самоубийство, впрофессиональном смысле этого слова. Поставила крест на своей дальнейшейкарьере.

Фаш обернулся к Лэнгдону. Тот все еще слушал сообщение потелефону с озабоченным, даже встревоженным выражением лица. Посольство США.Капитан Фаш презирал многое на этом свете… но вряд ли что-либо вызывало у негобольшую ярость, чем посольство этой страны.

Фаш и американский посол регулярно вступали в стычки, исхватки эти разгорались в основном из-за американских гостей в Париже. Почтиежедневно Центральное управление судебной полиции арестовывало американскихстудентов за хранение и употребление наркотиков, бизнесменов из США – за связьс малолетними проститутками, американских туристов – за мелкие кражи вмагазинах и порчу общественной собственности. Легально во всех этих случаяхпосольство США имело право вмешаться и выдворить виновных из страны, экстрадироватьих на родину. Что оно и делало, но там преступников никто не подвергалуголовному преследованию.

А посольство продолжало делать свое черное дело.

Фаш называл такую практику «кастрацией судебной полиции».Недавно в «Пари матч» была опубликована карикатура, на которой Фаш былизображен в виде полицейского пса, пытающегося укусить американца-преступника.Но дотянуться до него никак не удавалось, поскольку пес сидел на цепи,прикованный к американскому посольству.

Только не сегодня, напомнил себе Фаш. Не стоит заводиться,слишком многое поставлено на карту.

Лэнгдон закончил говорить по телефону. Выглядел он ужасно.

– Все в порядке? – спросил его Фаш. Лэнгдон покачалголовой.

Плохие новости из дома, решил Фаш и, забирая у Лэнгдонателефон, заметил, что профессор вспотел.

– Несчастный случай, – пробормотал Лэнгдон со страннымвыражением лица. – Один мой друг… – Он умолк и после паузы добавил: –Мне необходимо лететь домой завтра же, рано утром.

У Фаша не было никаких оснований подозревать Лэнгдона впритворстве. Однако он заметил, вернее, почувствовал: здесь что-то не так. Вглазах американца светился страх.

– Мне очень жаль, прискорбно слышать, – сказал Фаш, несводя с Лэнгдона испытующего взгляда. – Может, вам лучше присесть? –И он указал на скамью в коридоре.

Лэнгдон рассеянно кивнул и шагнул к скамье. Но затем вдругостановился.

– Боюсь, мне надо посетить туалет, – виновато исмущенно произнес он.

Фаш нахмурился – эта пауза была совсем ни к чему.

– Туалет… А, ну да, конечно. Давайте устроим перерыв на несколькоминут. – Он махнул рукой в сторону длинного темного коридора, откуда онипришли: – Туалеты там, прямо за кабинетом куратора.

Лэнгдон явно колебался. А потом указал на один из коридоровБольшой галереи:

– Кажется, есть и ближе, вон там, в конце коридора.

Фаш понял, что Лэнгдон прав. Большая галерея заканчиваласьтупиком, где находились два туалета.

– Вас проводить?

Лэнгдон покачал головой и зашагал по коридору.

– Не обязательно. Думаю, мне будет только на пользу побытьнесколько минут одному.

Фаш был не в восторге от этой идеи. Утешал его лишь тотфакт, что Большая галерея действительно заканчивалась тупиком. А выходнаходился в противоположной стороне, там, где до сих пор была опущена решетка,под которой они пролезли. И хотя по правилам противопожарной безопасности такоебольшое помещение должно быть обеспечено запасными выходами, все эти путиавтоматически перекрылись, как только Соньер включил сигнализацию. Нет, сейчаснаверняка систему переключили, дополнительные выходы на лестницы открыли, но этоне имело значения, поскольку главные наружные двери охранялись агентамиуправления судебной полиции. Лэнгдон никак не мог ускользнуть.

– Мне надо на минутку зайти в кабинет мистераСоньера, – сказал Фаш. – Там меня и найдете, мистер Лэнгдон. Намнеобходимо обсудить еще кое-что.

Лэнгдон кивнул и исчез в темноте.

Фаш развернулся и сердито зашагал в противоположномнаправлении. Дойдя до решетки, пролез под ней, вышел из Большой галереи, быстроминовал коридор и ворвался в кабинет Соньера.

– Кто позволил пропустить Софи Невё в здание? – грозноосведомился он.

Колле первым обрел дар речи:

– Но она сказала охранникам у входа, что расшифровала код.

Фаш огляделся.

– Так она ушла?

– А разве она не с вами?

– Нет. Она ушла. – Фаш выглянул в темный коридор.Очевидно, Софи была просто не в настроении, а потому на пути к выходу незаглянула в кабинет поболтать с ребятами.