Лизетт разжала пальцы, и простыня упала на пол.

– Я не смущаюсь, – солгала она. – Я просто планирую нападение.

– Ах, как страшно.

– Закрой глаза, Джонатан. Расслабься.

Первому требованию он подчинился, а второе вызвало у него смех.

– Расслабиться? Да ты шутишь. Ты довела меня до такого состояния, что я весь горю.

– Доверься мне. Что бы ни случилось, не открывай глаза. Плыви по океану наслаждения. – Она понизила голос до шепота. – Я хочу, чтобы ты все прочувствовал, понимаешь?

Он кивнул.

Она стала водить кончиком длинного листа у него за ухом, потом по щеке, потом переместилась к груди и животу. Когда она приблизилась к его возбужденному пенису, он издал стон.

– Пока рано, – сказала она. – Ты слишком напряжен.

Она провела листом по бедрам к щиколоткам и остановилась на ступне. И только после этого она вернулась к пенису. Когда лист коснулся головки, по телу Джонатана прошла волна трепета.

– Хватит, – только и смог произнести он.

Лизетт отбросила в сторону лист и сжала его пенис пальцами. Вот тут Джонатан не выдержал. Он сел, обхватил ее голову руками и, подтянув к себе, стал страстно целовать.

– Я больше не могу ждать, – простонал он и потянулся за презервативом.

Лизетт испытала сожаление. Неужели он так и не передумает насчет ребенка?

Однако все посторонние мысли вылетели у нее из головы, когда Джонатан подмял ее под себя и быстро овладел ею. Они задвигались в бешеном темпе и достигли наивысшего наслаждения одновременно.

Постепенно опускаясь на землю, Лизетт ощутила восторг, смешанный с ужасом. Ведь она не сможет защитить свое сердце, если между ними будет пылать вот такая страсть.

– Успокойся, Лиззи, – еле слышно сказал Джонатан, вероятно заметив ее смятение. – Ты моя. На все то время, что нам отпущено.

– Да, – сладостно простонала она, – да.

«Боже, что мы наделали?» Джонатан был словно захмелевшим, в голове роились отрывочные мысли, которые никак не складывались в здравую концепцию.

Если бы он знал, что все будет вот так, он, наверное, уже три года назад перевел бы их отношения в другое русло. Этой ночью ему открылась совершенно новая сторона Лизетт Стэнхоуп. Выяснилось, что она раскрепощена в постели и умеет получать удовольствие от секса. Все это она прятала за строгими юбками и невзрачными блузками.

Неожиданно Джонатан сообразил, что его жена – не девственница. В этом нет ничего удивительного, ведь ей тридцать семь. Возникает только один вопрос: где она научилась так мастерски подчинять своей власти мужчин? Заставлять их полностью терять контроль над собой?

Лизетт крепко спала. Джонатан выбрался из кровати и пошел в ванную. Приняв душ, он обернул бедра полотенцем и вернулся в спальню. Глаза Лизетт были широко открыты.

– Доброе утро, – сказала она.

– И тебе доброго утра.

– Не знаешь, когда приходит горничная?

– Меня предупредили, что в холодильнике полно еды для завтрака и обеда. По воскресеньям у нее выходной. – Он сел на кровать. – Ты хорошо спала?

– Наверное. Я плохо помню, что было ночью. Я дико устала и выключилась.

– Жаль, было кое‑что интересное.

Ее губы дрогнули в улыбке.

– О, вот это я как раз помню.

– Насколько ты голодна по шкале от одного до десяти? – спросил Джонатан.

– Я мечтаю об омлете, но закуска не помешала бы.

Он обратил внимание на то, что Лизетт держится с ним менее скованно. Вероятно, прошедшая ночь уничтожила кое‑какие барьеры в их отношениях.

– Возможно, я покажусь тебе одержимым сексом, – сказал он, – но я должен предупредить тебя, что у тебя очень красивая грудь. – Он вспомнил о том, что Лизетт хочет ребенка. Она четко заявила ему о своем желании. И сейчас мысль об этом уже не вызывала у него отторжения. Конечно, еще рано принимать решение, но такое очень даже возможно. – Ответь мне честно, – попросил он. – Ты ведь надела вчера то платье, чтобы свести меня с ума?

– Было очень жарко, – с невинной улыбкой произнесла Лизетт.

Он хмыкнул.

– В Чарльстоне тоже жарко, но я никогда не видел тебя в таких нарядах.

– Ты видел меня только на работе. Ты не допускаешь, что в свободное от работы время я одевалась именно так, как вчера?

Он наклонился и чмокнул ее в нос.

– А ты одевалась?

– Нет.

Приняв душ, Лизетт оперлась на раковину и посмотрела на себя в зеркало. Теперь она замужняя женщина. У нее есть законное право принимать участие в жизни Джонатана. И впредь она будет с ним. Изо дня в день, в болезни и в радости.

Она вернулась в спальню, охваченная предвкушением и волнением. При дневном свете сексом заниматься сложнее. Женщине трудно спрятать лишние килограммы или изображать из себя соблазнительницу.

– Эй, – сказал Джонатан, с улыбкой глядя на нее, – иди ко мне.

Ее не надо было просить дважды.

– Чем ты хочешь сегодня заняться? – спросила она.

Он усмехнулся.

– Что ты имеешь в виду? После секса и завтрака? Едва ли мы что‑то успеем, если учесть наш образ жизни.

– Тебе не нравится? – спросила она, гладя его по ноге.

– Вовсе нет. Я готов пропустить завтрак, если моя женушка загрузит меня работой на все утро.

Он повалил ее и стал неторопливо целовать.

– Ты очень голодна?

– Я желаю тебя, – ответила она, – все остальное подождет.

Он входил в нее так медленно и осторожно, что ей пришлось обхватить его ногами и подтолкнуть. Однако он всячески сопротивлялся, дразня ее. Когда она изнемогала от страсти, у нее вдруг вырвалось:

– Джонатан, сделай мне ребенка. Прошу тебя. – Она сразу поняла, что волшебство соития разрушено.

Он скатился с нее, встал с кровати и пошел в ванную. Она же уткнулась в подушки и заплакала. Они женаты всего сутки и вот уже поссорились! Он требует от нее невозможного. Быть его представителем на работе. Быть его опорой вне работы. Но только не любить. И не превращать их фиктивный брак в реальный. Едва ли у нее получится сыграть предназначенную ей роль. Слишком трудно.

Наконец Лизетт решила встать. Она надела новое бикини и набросила пляжный халат. Пройдя на кухню, она увидела, что муж уже пообедал. Она съела банан и йогурт с гранолой, выпила крепкий кофе с большим количеством сахара. После этого она поплавала в бассейне, позагорала. Через какое‑то время к бассейну пришел Джонатан и, устроившись на другом его конце, занялся деловой прессой. Жену он словно не замечал.