В аэропорту я ничего не могу различить: глаза затянуты пленкой слез. В самолете я отворачиваюсь к иллюминатору и делаю вид, что сплю: не хочу ни с кем общаться и ни с кем разговаривать.

Мама встречает в Шереметьево. Радостно бросается ко мне, но останавливается на полпути. Улыбка сползает с ее лица, глаза смотрят обеспокоенно.

– Варя...

Она прижимает меня  к себе и гладит, гладит по голове, спине, рукам, как маленькую девочку.

Ее ласка окончательно разрушает мое самообладание. Слезы снова катятся по щекам, и нет никакой силы, способной остановить их.

– Мама...

– Ох, моя глупенькая дочка опять влюбилась, так?

– Влад меня не простит. Ни за что!

– Не выдумывай! Подожди, если все так, как ты рассказывала, он сам будет тебя разыскивать.

Мы садимся в такси, я немного успокаиваюсь.

– Сколько Влад будет работать в Чехии?

– Примерно две недели. Может, чуть больше.

– О Боже! Мы же не успеем выплатить долг!

– Да, время работает против нас. Завтра придут покупатели на квартиру. Тебе придется заниматься этими вопросами самой. Я не могу сейчас пропускать работу.

На следующий день все завертелось. Я встречалась с риелтором, показывала квартиру потенциальным жильцам, занималась документами и искала работу, потому что рассчитывать на случайную удачу не могла.

А еще не выпускала из рук мобильник и боролась с желанием позвонить Владу, так как номер его телефона у меня был, а он мой – не знал. Обычно безучастная, Абби ходила за мной по пятам и все норовила лизнуть, словно чувствовала, как мне плохо.

– Девушка, вы ремонт давно делали? – окликает меня потенциальный покупатель, толстый бородатый дядька в очках.

– Что? А, ремонт. Не помню. Лет пять прошло точно.

– Оно и видно.

– А что случилось?

– Смотрите, в углу плинтус висит.

Поднимаю голову. И правда, висит. На мне абсолютно все равно. 

– Подклеим.

– А здесь плита обшарпанная и конфорка не работает.

– Отремонтируем.

– А тут…

– Слушайте, не нравится квартира, не покупайте! – не выдерживаю я. – За такую цену найдутся другие желающие.

Телефон вибрирует в руках, и я не глядя на экран, отвечаю на звонок, лишь бы только отвязаться от назойливого толстяка (везет в последнее время мне на них!).

– Да, слушаю.

– Варя…

Мое сердце замирает, а потом пускается в бешеный пляс. Неужели?

– Да. Кто это?

Голос внезапно охрип, словно я простужена.

– Варя, это я… Сергей.

Первая эмоция – растерянность.

Как? Кто это? Неужели Задворский? Да, как он посмел? Сволочь!

Потом наконец-то до меня доходит: действительно, он. Но… какова наглость?

– Ты?

– Любимая, я соскучился, – проникновенный голос переполнен патокой.

Сразу вспоминаю, как таяла от любви к этому поддонку, и взрываюсь.

– Какого хрена тебе от меня надо? – всю злость выплевываю в этот вопрос и отключаюсь: не собираюсь разговаривать с поддонком, бросившим меня с многомиллионным долгом на руках.

Риелтор и покупатель вздрагивают и испуганно смотрят на меня. Абби поднимает голову и спрашивает взглядом: «Что за кипиш в шумном семействе?»

Но телефон звонит снова, а следом раздается стук в дверь.

Я показываю глазами гостям: уходите. Потом. Все потом.

– Девушка…

Толстяк пытается что-то сказать, но я подлетаю к двери, распахиваю ее и замираю: в коридоре с поднятой рукой и телефоном, прижатым к уху, стоит бывший жених, а у его ног – большая дорожная сумка.

– Варюша… я соскучился. Примешь блудного жениха?

И тут опять происходит непредвиденное.

Тихоня Абби срывается с места. Скользит лапами по паркету, налетает, как ураган,  на толстяка.

Тот с матом отскакивает в сторону, сбивает с ног риелтора. Но мастиффу это не останавливает, она прыгает на грудь Сергею. Он плашмя опрокидывается на спину. Я слышу только, как его затылок с хрустом припечатывается к плитке лестничной площадки.

Я не двигаюсь, как будто меня запеленали в кокон ужаса.  Мозг отказывается принимать ситуацию.

Что с моей жизнью не так? Почему появление этого человека снова превращает ее в хаос?

– Спасите! – вопит за моей спиной риелтор, дама из особой породы, которую Фаина Раневская называла «болонка в климаксе».

– Безобразие! – вторит ей толстяк. – Таких волкодавов пристреливать надо!

Дверь соседней квартиры открывается на шум. Выглядывает любопытная баба Клава.

– Что тут происходит!

– Вызовите полицию! – взвизгивает из глубины прихожей толстяк. – Бешеная собака на человека напала.

А Абби лежит сверху на Сергее и не сводит с него грустного взгляда. Тот стонет, но как только пытается пошевелиться, мастифа тихонько так приподнимает уголок верхней губы и рычит.

– Варь, чего стоишь? – выводит меня из ступора баба Клава. – Сделай что-нибудь! Скорую, может, надо?

– Не надо.

Беру Абби за ошейник и стаскиваю ее с бывшего жениха.

– Вот, значит, как любимого встречаешь? – шипит он и морщится.

– А ты считаешь, что я на шею должна была броситься? Нет, уж, дорогой. По тебе полиция плачет.

Каждый день звонит и спрашивает, не появлялся ли драгоценный женишок.

– Девушка, уберите собаку! – шипит толстяк. – Дайте пройти!

– Простите, вы свободны. Мы вам позвоним.

Парочка бочком протискивается мимо меня и все еще лежащего Сергея. Вернее, он бы давно уже встал, только Абби бдит. Риелтор не успевает нажать кнопку вызова лифта, как двери разъезжаются в стороны и из кабины выходит мама.

Она замирает, удивленно оглядывает нас.

– Что у вас происходит? – восклицает она и тут видит лежащего на полу Сергея. 

Ее глаза округляются, кудряшки становятся дыбом, она оскаливает зубы, как до этого Абби, и становится похожа на муху-цеце в полете. Мама взмахивает сумкой и опускает ее на голову бывшего.

Начинается Армагеддон местного значения.

Сергей закрывается руками и уворачивается от ударов. Встать он не может, потому что Абби рвется у меня из рук. Я с трудом удерживаю на месте разъяренную мастифу.

Толстяк, не успевший заскочить в лифт, толкает бабу Клаву и вваливается в ее квартиру.