описания не требовали, поскольку круг обязанностей держателя должности был уже заведомо определен[234].

Та же длительная эволюция стоит и за выражением «общественные функции»: оно подразумевает наличие в служебных обязанностях неких общественно значимых целей, не зависящих от прямого указания или воли монарха. Наконец, определение службы как «достоинства», соединяющего высокий общественный статус, материальный достаток и привилегии, фиксировало оформление королевских служителей в новую властную элиту.

И все же в исследуемую эпоху не существовало еще термина «государственные служащие» (serviteurs de l'État)[235]. В королевских указах, в политических трактатах, в реальной практике они именовались по-разному: serviteurs du Roi, officiers, gens du roi. Как их объединить в некое общее определение для всей социальной группы?

Мне представляется правомерным именовать этих действующих от имени короля и в рамках определенной компетенции людей, как и в оригинале, различными терминами: «служители короля», «королевские должностные лица» или «чиновники». При этом я почти не употребляю столь излюбленного чиновниками более поздней эпохи термина «магистрат», подчеркивающего их претензию на глубокие античные корни. Во-первых, он ни разу не встречается в исследуемых мной источниках, к тому же он подразумевает судебные функции, а ими были наделены не все те, кто является объектом анализа, например, сборщики и раскладчики налогов, нотариусы, секретари. Да и члены верховных ведомств, Парламента, Палаты счетов и других, не были, по сути, магистратами, поскольку не являлись судьями по отдельности (каковыми были королевские бальи и сенешали, например), но лишь в коллегии из нескольких судей[236].

Из всех этих терминов главные споры вызывает слово «чиновник». Оно кажется наиболее анахроничным и слишком абстрактным, не говоря уже о коннотациях в российском общественном сознании. В рамках наметившейся в историографии плодотворной тенденции «сделать язык историка более целомудренным» и желая подчеркнуть принципиальное отличие этих королевских должностных лиц от современной «бюрократии», В.Н. Малов предложил использовать для обозначения владельцев должностей слово «оффисье»[237]. Стоит, однако, иметь в виду, что владельческие права были получены чиновниками не сразу, не с момента оформления новых принципов службы при Людовике IX Святом или Филиппе IV Красивом, но складывались долго и существовали негласно, пока не были легализованы в виде учреждения в 1522 г. Палаты нерегулярных сборов и появления «полетты» в 1604 г., т. е. при легальной продаже должностей короной. Таким образом, слово «оффисье» в трактовке В.Н. Малова никак не может быть использовано для истории более раннего, чем обозначенные даты, периода. Не менее важно, что слово «бюрократия» появилось во французском политическом словаре с XVIII в. и является производным от «бюро» госсекретарей, т. е. чисто административного аппарата, и, следовательно, не подходит для обозначения судебного аппарата, каковым в значительной мере являлись ведомства и службы монархии на первом этапе.

Стоит также обратить внимание, что в современных российских реалиях нет «чиновников», есть «государственные служащие». С этой точки зрения, слова «чиновник», «бюрократ» или «функционер» являются одинаковыми анахронизмами как для современной эпохи, так и для позднего Средневековья[238]. Однако в качестве «суммарного эмпирического понятия (по И. Канту) я считаю правомерным употреблять слова «чиновник», «должностное лицо» и «служитель» как исторически и по смыслу нейтральные, с целью обозначить суть и перспективы явления. Под этими словами в исследовании подразумеваются все, кто действовал от имени короля, исполнял его публичные (гражданские) функции в строго определенных рамках компетенции и именовался в исследуемую эпоху словом officiers.

Поскольку данный термин распространялся и на «домашние» службы, и на комиссии, следует четко оговорить, кто именно включается мной в категорию «служителей государства». Прежде всего, все, кто вершил суд, поддерживал закон и порядок и управлял финансами «именем короля», в столице и на местах. Таким образом, объектом исследования являются все, кто так или иначе отправлял публичные функции королевской власти[239]. К таковым относились служители Парламента, Палаты счетов, Налоговой палаты, Казначейства, ведомства вод и лесов, Монетной палаты, бальи и сенешали. Самым сложным в этом контексте являются королевские советники (члены Совета короля): формально они не подходят под определение государственных служителей, поскольку лишь дают суверену советы, но не представляют его персону. Однако сам по себе Королевский совет олицетворял публичные функции, а в исследуемый период и исполнял их в отсутствие короля, в том числе в сфере законотворчества и правосудия.

Термин «институт службы» подразумевает в работе некую регламентированную, наделенную определенными чертами, атрибутами и нормами организацию общественно признанной деятельности.

И последнее, что следует оговорить относительно используемой в работе терминологии. Речь идет о двух терминах — Дом (Hotel) и Двор/Курия (Cour/Curia) короля, за которыми стоит сложная политическая и идейная эволюция. Формально все публичные службы вырастают из домашних служб и воспринимаются таковыми в известной мере вплоть до конца Старого порядка, что вполне отвечает монархическому принципу власти. Важно при этом иметь в виду, что слово «дом» (domus) не имеет в латинском языке коннотаций материального свойства и никогда не означает собственно здания. Производное от слова «дом» понятие правителя (dominus) как единственного хозяина и владыки дома несет в себе скорее моральные и социальные коннотации[240]. Домашние слуги короля именовались также дворцовыми слугами (палатинами), но были привязаны к персоне монарха, а не к какому бы то ни было зданию. Однако изначально у монарха имелись и публичные функции, которые он отправлял при соучастии ближайших вассалов и членов королевской семьи. Собрания родственной группы, особенно в целях отправления правосудия, проводимые в публичном месте, как правило, во дворе замка, получают наименование «двор/курия»[241]. Постепенно домашние и публичные функции все более расходятся: так возникают две взаимосвязанные, но разные структуры служб — коронные и домашние службы Дома короля и публичные службы Двора/Курии[242].

Сложность адекватного перевода этих терминов заключается в их дальнейшей эволюции: Дом короля постепенно, при Старом порядке, превращается в институт королевского Двора (Cour), а его службы именуются придворными. Однако выделившиеся сначала в Королевскую курию, а затем разделившиеся на Совет, Парламент и Палату счетов, публичные функции и исполняющие их институты, именуются в исследуемый период тем же словом «Двор» (Cour). Важнейшим обстоятельством, знаменовавшим собой ускорение процесса автономизации бюрократического поля власти, явилось оседание этих ведомств к началу XIV в. в столице королевства, в Париже, в старом королевском Дворце на острове Ситэ. Это обстоятельство позволяет именовать отделившиеся публичные функции службами Дворца, тем более что именно такую этимологию (привязку к зданию) имеет латинское обозначение должностного лица — aedilis[243]. Характерно, что существовавшие в исследуемый период две параллельные Палаты прошений — именовались «Палатой прошений Дома» (Chambre des requestes de l'Hostel) и «Палатой прошений Дворца» (Chambre des requestes du Palais)