болотистой земле и черноземе, на каменистой и песчаной почве. Эффективно способствует влагозадержанию…"

— Хвала вам, молдоке, вы открыли нам глаза, заткнули за пояс всех городских краснобаев, — с преувеличенным усердием стал благодарить Чогулдур и захлопал в ладоши. Раздалось еще несколько жидких хлопков.

Джума решил, что настало время помочь незадачливому оратору и наивно поинтересовался, почему это почтенный молдоке, с одной стороны, наказывает беречь лес, а с другой, — позволяет вовсю рубить деревья.

Давно ожидавший этого вопроса Айылчиев важно кивнул головой:

— Это я слышу не в первый раз. На то мы, лесники, здесь и поставлены, чтобы лес рубили с умом, а не где попало и как попало. За каждое дерево мы отвечаем головой. И потом мы не только рубим. Вон на том склоне виднеется много темных пятнышек — лунок. В них тридцать тысяч саженцев. Их посадили в этом году. Рубим старые деревья или подпорченные, с изъяном. Такие я и для вас пометил. За это можно не беспокоиться, тут полностью отвечаю я. Есть еще вопросы?

— А за дичь, что в лесу, вы тоже отвечаете? — не удержался Чогулдур.

— Тоже. Хорошо, что напомнили. Сейчас охота здесь запрещена. За каждый выстрел, попавший в цель, штраф. Мы хотим, чтобы дичь размножалась, поэтому каждый год.

Но тут у Молдакуна нашелся один вопрос.

— Молдоке, — с невинным видом осведомился он, — вам точно известно, сколько самок лесных животных в этом году осталось яловыми?

Раздался дружный смех.

Айылчиев тоже не выдержал — улыбнулся.

— Довольно вам зубоскалить. Пора ехать, дело не ждет. Не правда ли, абыке? — обратился Темир к леснику.

Тот молча отвязал коня, безо всякой помощи оказался в седле.

Лесорубы поднялись вверх по ущелью, переехали речку. На просторной поляне привязали лошадей. Разобрав топоры и пилы, полезли в гору, увязая в глубоком снегу. Шли гуськом за Темиром. В толстой стеганке тот казался еще громаднее, но двигался проворно. Оглядывался — смотрел, как идут другие.

— Эй, Темир, так ты нас всех скоро загонишь в могилу, — взмолился Сыды. — Не спеши, шагай наискосок.

Болотбек и тут отстал. Впереди него пыхтит грузный Айылчиев. Жаль его, но помочь не в силах.

По одному, обливаясь потом, выбрались к опушке.

Обессиленный, добрел и Болотбек, бросил топор, новалился в снег. Лежа на спине, смотрел в бездонное небо. Шапка его сбилась на затылок. Со лба валил пар. Лежал до тех пор, пока не почувствовал, что спина начала мерзнуть. Тогда он быстро вскочил, очистил от снега голенища и поплелся за людьми, направившимися в лес. Пробиваясь сквозь тонкий лесок на крутом склоне, тоскливо думал: "За сколько же времени все это можно вырубить? Тут и года не хватит".

Когда дошли до толстой, в два обхвата ели, Айылчиев, снова достав из сумки бумагу и вытащив карандаш, официально заявил:

— Валите только меченые деревья. Иначе буду составлять акт и отправлять в район. А там на ваш колхоз паложат штраф. На мне должна остаться пометка. Это обязательно. А как будете работать, — это ваше дело. За день вы управитесь или за десять — это не моя забота, лишь бы рубили положенное и доставили лес на контрольный участок.

Айылчиев закашлялся. Продолжил:

— Все ветви снесите в лог. А бревна доставите к началу дороги в ущелье. Надеюсь, что все это вам известно, но еще раз напомнить нелишне.

— Все будет сделано, как надо, — заверил Темир и сказал, что можно начинать работу.

От ударов топоров с верхушек деревьев обильно носыпался снег. Косматый снежный ком угодил в голову беспечно стоявшего неподалеку Айылчиева. А потом в его сторону начала падать и ель.

— Уйди, уйди! — истошно закричали лесорубы.

— А-а-а! — испугано выпучив глаза, Айылчиев рванулся было, чтобы отбежать, но тут же провалился в снег.

Ель с грохотом рухнула на расстоянии трех-пяти мег-ров от лесника. От страха он на некоторое время лишился дара речи. Потом встал, поднял шапку, отер ею пот со лба.

Придя в себя, обрушил на Ыдырыса поток ругательств.

— Ыдырыс, сделай ему апап[15], — посоветовал Касым, когда ему надоело слушать брань.

— Бере-гись! — снова раздался чей-то громкий крик.

Айылчиев с неожиданным для его комплекции проворством, словно ужаленный, побежал с места. Лесорубы повалились со смеху.

Не желая больше испытывать судьбу, Айылчиев, наскоро попрощавшись, оставил лесорубов.

…За день уложили уйму. леса. Особенно отличился Асанкул. Быстро очистив от веток последнее поваленное им дерево и вонзив в него топор, довольный сделанным, он сидел на комле ствола и неспеша закуривал. С разных сторон к нему сходились другие лесорубы, устало присаживаясь рядом, один к другому, словно ласточки на проводе. Курили, посмеивались над Айылчиевым.

— Однако, здорово он струхнул, — начал Молдакун.

— Поделом ему, — похвалил Ыдырыса старик Сыды. — Этот Айылчиев многим как бревно в глазу, кому только не успел напакостить!

Иначе рассудил бригадир:

— Подумайте о завтрашнем дне, — лесник не любит таких шуток, а тут он полный хозяин. К тому же Айылчиев очень обидчив и боится за свой авторитет. Этого хмурого я хорошо знаю, поверьте мне, лучше не связываться с ним. Лучше извиниться, не то он еще наделает нам неприятностей.

Совсем стемнело, когда, сложив инструмент, начали спускаться вниз.

Последними еле дотащились до своих лошадей Сыды и Болотбек.

В домике после ужина Болотбек, не раздеваясь, залез под одеяло. Но и под ним, как ни старался согреться, было холодно.

А тут еще в горах неожиданно разыгрался буран. Кругом все замело. Ветер, казалось, вот-вот сорвет со склона избушку вместе с сараем. Лесорубы, высовывали головы из-под одеял, перебрасывались негромко словами. Когда потушили лампу, наступила тишина. Лишь старый Сыды долго не мог угомониться. Все давно спали, а он еще ворочался. Наверное, вспоминал, как лихо объезживал скакунов аила и какие замечательные призы получал за них в районе, а может быть, думал о том, как ему было трудно в этом году добраться на летние выпасы, или — как сильно он скучает по внучке…

Бригадир разделил работу так: шестерых оставил на рубке, троим поручил очистку стволов и распилку. И вот теперь Болотбек и Ыдырыс распиливают ель на двухметровые бревна, Сыды собирает ветки.

Как не крепится Болотбек, все же выбивается из сил, быстро устает. Заметив это, его напарник советует:

— Передохни немного и терпи, не выказывай своей усталости… Работы здесь хватит надолго.

Болотбек отпустил ручку пилы, послышался певучий звон. Сел на снег, разбросив ноги. Вытирая пот со лба, почти враждебно глядел на пилу, словно она в чем-то виновата. Ыдырыс тоже присел, но на бревне.

Он тремя годами раньше Болотбека оказался