– На сегодня прием закончен!

Я вытащила из сумки плитку молочного шоколада, которуюкупила для себя, и просунула в окошко.

– Что это такое?! – презрительно скривиласьпаспортистка.

Я со значением сказала:

– Там внутри не только шоколад…

Она быстро цапнула плитку, убрала в ящик стола ипоинтересовалась чуть более приветливым голосом:

– Что у вас?

Я в двух словах обрисовала ситуацию: ищу родственника,раньше жил по такому-то адресу, но переехал, хочу знать куда.

Паспортистка молча пробежалась пальцами по клавиатурекомпьютера, вытащила из принтера листок и так же молча протянула мне. Я неуспела ее поблагодарить, она захлопнула окно и, прихватив шоколадку,стремительно вышла из кабинета.

Я тоже поспешила прочь. Наверное, дамочка очень расстроится,когда вскроет обертку. Нет, я ее не обманула, просто то, о чем я говорила, невидно невооруженным глазом. Помимо шоколада, там есть еще эндорфины. Хорошаятакая штука, «гормоны счастья» называются. Помогают обрести гармонию с собой иокружающим миром.

17 ноября

Кажется, малышка смирилась. По крайней мере она не плачет иведет себя хорошо. Сегодня много съела на завтрак, даже попросила добавки.

– Хочу быстрей с этим покончить! – Она тряхнулаволосами. – Сколько мне осталось набрать? Сто пятьдесят кило? Пустяк!

– Не торопись, – улыбнулся я, – пусть всеидет своим чередом.

После завтрака я снимал ее на камеру. Подарил ей новое бельечерного цвета, она позировала в нем. Вид у нее был не такой довольный, как раньше,но тоже вполне ничего. Когда она улыбалась, на щеках появлялись ямочки. Наминуту мне даже показалось, что ничего в нашей жизни не изменилось. Неожиданномалышка вернула меня к реальности.

– И много ты с этого имеешь? – прокурорским тономспросила она. – За сколько ты размещаешь мои изображения в Интернете?

– Не обольщайся, не так уж много, – буркнуля. – Все-таки ты не Софи Лорен.

Вообще-то я беру по-божески. Любители большого женского телаза каких-нибудь тридцать американских долларов в месяц имеют доступ к архиву иновым поступлениям на моем сайте. В данный момент около тысячи человек наразных континентах с нетерпением ждут, когда я выложу очередное видео смалышкой. Да здравствует мировая глобализация, ура!

Вечером мы смотрели телевизор, шел какой-то дурацкий сериал.Малышка полулежала на кровати, гиря привязана к ноге. Я расположился в кресле.

– Как ты жил, когда мать умерла? – вдруг спросилаона. Вот так просто задала вопрос, как будто интересовалась, что идет по другойпрограмме.

– Плохо! – вырвалось у меня.

– В детском доме над тобой издевались?

Я выключил телевизор и внимательно посмотрел ей в лицо. Саманевинность.

– Зачем ты это делаешь?

Она прикинулась, что не понимает:

– Ты о чем?

– Зачем ты копаешься в моей душе? Ты что, надеешьсяменя разжалобить? Строишь из себя Шахерезаду? Но я не султан и не собираюсьубивать тебя завтра утром.

Глаза у нее забегали.

– Просто мне интересно, – неубедительно заблеялаона.

Я ее раскусил. И тем не менее испытал странноеудовлетворение. Ведь мне самому хотелось кому-нибудь об этом рассказать! Почемуне ей? Она уж точно унесет мои секреты в могилу.

– В детском доме меня изнасиловали.

У нее вытянулось лицо:

– Кто?!

– Его звали Гик Александр Павлович, он работал учителемпения и физкультуры.

После паузы она заметила:

– Странное сочетание – пение и физкультура.

– О да, у него было много странностей. И одна из них –страсть к маленьким мальчикам. Хочешь знать, как это произошло?

Она отрицательно помотала головой.

– И правильно, ничего интересного. Помню, у физрукабыло рябое лицо и рыжие усы, шевелюра отсутствовала начисто. Когда он говорил,изо рта шел дурной запах. Я бы не назвал его симпатичным. Кто знает, можетбыть, он стал педофилом, потому что женщины не обращали на него внимания?Однажды, мне было лет двенадцать, после урока физкультуры я задержался враздевалке. Он подошел, взял мою руку и положил себе на промежность. Япочувствовал, как под ладонью что-то набухает и пульсирует…

Она закрыла уши:

– Перестань! Не хочу это слушать!

– Надо же, какие мы нежные… Я рассказываю тебе прообычную жизнь обычного детского дома, и это еще не самый страшный эпизод. Дети– вот кто настоящие звери, уж поверь мне! Но я отвлекся. На чем мыостановились? Ага, набухает и пульсирует… В итоге это пульсировало у меня взаднице. Физрук еще четыре раза проделывал со мной этот фокус. Было больно иужасно стыдно, но я никому ничего не сказал. Если бы сказал, стало бы в сто разхуже, каждый имел бы право меня трахнуть! Там ведь порядки почти как на зоне.

Малышка сидела, обхватив себя руками, и раскачиваласьвзад-вперед. По ее щекам катились слезы.

– Что с тобой?

– Мальчика жалко, – всхлипнула она. – Как тывсе это пережил?

Ответил я не сразу. Прошелся по комнате, переставил стул,смахнул пыль с окна.

– Я отстранился. Когда он вставлял в меня свою штуку, явоображал, что это происходит не со мной. И еще я думал о маме. Вспоминал,какая она была красивая, как обнимала меня, я утыкался лицом в большую грудь,мягкий живот… Это дало мне силы не покончить с собой. А потом я сказал физруку,что выброшусь с крыши детдома, но сначала напишу записку, в которой все пронего расскажу. Тогда он оставил меня в покое.

– И продолжил делать это с другими мальчиками?

– Продолжил, но недолго. Вскоре он… перешел на другуюработу.

Я помню тот вечер очень отчетливо. У Гика была машина,старый «Москвич». Держал он ее в гараже рядом с детским домом. Я знал, что попятницам физрук выпивает в гараже и идет домой «на бровях». Иногда у него небыло сил идти, он оставался лежать в гараже до утра. В один из таких пятничныхвечеров я подошел к гаражу и увидел, что мерзавец уже спит на раскладушке. Ясделал две вещи: повернул ключ зажигания в машине и прикрыл дверь гаража.

Утром обнаружили труп. Нам сказали, что Гик задохнулсявыхлопными газами. Трагическая случайность. В детском доме объявили неделютраура. Фотографию физрука вывесили в вестибюле в черной рамке. И кто-топодрисовал ему член с бородавкой на конце. Но это точно не я.

Судя по адресу, который мне дала тетка из паспортного стола,Артур поменял шило на мыло. Или даже хуже: золотую рыбку на пиранью. Раньше онжил в тихом местечке около парка и пруда. Теперь же Аладинский перебрался навосток столицы, в самое начало улицы Сталеваров, где МКАД пересекает ШоссеЭнтузиастов. Могу поспорить, что из окон его квартиры открывается захватывающийвид на бензоколонку, автомойку и нескончаемый поток грузовиков.