Бронзовые, застывшие, словно маски, лица. Взгляд, источающиймудрость и понимание. Наголо обритые головы, удлиненные, удивительнойяйцеобразной формы.

Старейший, занимающий единственное кресло с высокой спинкой,встал. Поклонился церемонно и медленно. Сказал своим редкостным низким голосомна языке, который понимают не больше пятидесяти людей планеты:

— Братья. ОНА вернулась!

Бронзовые лица остались бесстрастными, но словно шумпробежал по кругу, будто возгласами удивления и восторга взорвался зал.

— Братья! — голос старейшего взлетел, выдавая напряжение. —Я, Верховный жрец и правитель народа Амару! Я говорю вам: ОНА вернулась! Теперьмы обязаны провести обряд. Но я знаю жизнь. Я уверен, что в этом мире нельзяжить по предписанному. Мы погубим ЕЕ. Обряд не может быть полным.

Возникли разногласия. Повинуясь нашим обычаям, мы обязаныспросить Гранитного. Пусть разногласия разрешатся!

Мудрые и понимающие глаза продолжали смотреть на банкира. Ниодин мускул не дрогнул на лицах. Ни одна голова не качнулась, но словно ветероксогласия обежал кольцевой стол.

— Что ж, — резюмировал старейший, — я рад. Голос его утратилнапряжение. Стал обыденным, деловым.

— Уаскар, Гуама, — обратился он к двум из собравшихся. — Всели готово к встрече?

Названные кивнули и встали. Двигаясь плавно, почти неслышно,внесли в зал изящные золотые светильники, наполненные ароматным маслом.Осторожно всыпали в диковинные лампады темный порошок, помешивая егонефритовыми палочками. Установили по светильнику рядом с каждым из пятерых.Положили перед собравшимися крупные квадратные камни — нефриты с барельефами:младенец с головой хищного ягуара. Медленно, торжественно заняли свои места.

Взгляды всех сосредоточились на старейшем. Пальцы правых руклегли на нефритовые барельефы.

Старейший встал. Надвинул на глаза темную повязку и голосом,исполненным священного трепета, начал молитву:

— Я Верховный жрец храма Белого Ягуара, правитель народаАмару, плачущего о Стране Дождя и Тумана, прошу Высшей Благодати! Понимания!Прозрения!

Он вскинул руки, и зал наполнился грохотом невидимыхбарабанов. В перестук их вплелись хлопки сотен ладоней. Мелодичные выкрики«Аоа-ту, аоа-ту!» гармонично наложились на хлопки и дробь ударных инструментов.

Старейший опустил руки, развел их, резко хлопнул ладонями.Светильники перед собравшимися испустили струйки голубоватого дыма, удивительнобыстро наполнившего большой зал. Он вновь хлопнул в ладони, и светильникивспыхнули неярким голубоватым пламенем, вокруг которого сгустились клубыголубого дыма.

«Аоа-ту, аоа-ту, аоа-ту», — однотонно молил о чем-тоневидимый хор.

Вздрогнули, заколебались прикрытые голубым туманом контурысовременного зала. Исчезли стены. Пятеро бритоголовых, меднолицых мудрецовповисли в искрящемся переливающемся светом пространстве.

Из матово светящейся белизны выступили очертания низкогохрама, стоящего на холме. В центре базальтовой плиты, за которой вздыбилась внебо мрачная Большая пирамида, четко обозначились ритуальный двор и Великаягробница.

Раздвинулись каменные колонны. Перед вычурным алтаремВеликой гробницы свечение стало ярче.

Но черное зеркало из полированного агата принялось жаднопоглощать пульсирующий свет. Он уходил и уходил в бездонную черноту камня, покаосвещенными не оказались лишь пятнадцать нефритовых фигурок.

В ограде из ритуальных топоров-кельтов они застыли в вечномоцепенении. Шестнадцатая фигурка, грубо вырезанная из гранита, сверкала синимиэмалевыми глазами. Четверо из пятнадцати наступали на нее со свирепыми лицами.

— Вечные! — воззвал старейший. — Во имя Белого Ягуара, сынаПернатого Змея и Великой Богини Паха, откройте Истину!

Дрогнули нефритовые фигурки. Ничто, казалось, не изменилось,но над гранитной синеглаз-, кой повисла в пространстве улыбка.

Четверо свирепых отвернулись, не выдержав доброй силы этойулыбки.

Пятеро собравшихся вздрогнули. Общий вздох облегчения смелих бронзовую бесстрастность.

— Ты был прав, жрец Белого Ягуара, — по очереди вымолвилиони, склоняя голову.

Грохот барабанов стих. Замерли скандирующие певучие звукиголосов. Развеялся голубой дым.

За кольцевым столом в современном зале, среди стекла иникеля, сидели пятеро бронзоволицых мужчин. Они улыбались.

Старейший снял с глаз темную повязку.

* * *

— Диего, — сеньор Диас ласково посмотрел на бронзоволицегопарня с чуть раскосыми глазами. — Пришел твой черед.

Парень кивнул. Его потертые джинсы резко диссонировали сбогатым интерьером офиса. Он продолжал молчать, внимательно слушая банкира.

— Я думаю, друг мой, — продолжил Диас, — ты найдешь способ.

— Я таксист, — улыбнулся Диего. — Кроме того, мне Нравятсядевушки. Думаю, они все одинаковы. Задача простая.

Банкир рассмеялся.

— Молодость прекрасна, дружище, — заявил он, — но помни, этоне просто девушка. Ты знаешь! Смешливое лицо таксиста посерьезнело.

— Знаю, — кивнул он. — Все будет так, как должно быть. Но…мне понадобится…

— Да, конечно, — кивнул Энрике Диас. Он подошел к стене,набрал код на маленькой панели и извлек из металлического чрева открывшегосясейфа уникальное ожерелье. Иглы морского ежа, перевитые платиновой цепочкой,перемежались в нем с необычайно выразительными фигурками ягуаров, искусновырезанными из нефрита.

— Ты знаешь истинную цену этой вещицы? — спросил банкирДиего.

— Да, — подтвердил тот, глядя на женское украшение свосторгом. — Все будет как надо. Она получит его.

— Но ты помнишь и об остальном.

— Помню, — согласился Диего. — Я сделаю так, что случайпредставится.

— И ты исключишь риск?

— Нет, — качнул головой Диего. — Можно ли исключить риск?

На секунду карие глаза таксиста потеряли мальчишескуювеселость, и выражение безграничной мудрости проступило из их глубины.

— Исключить риск? Может, и нельзя, — согласился банкир. — Унее должно быть соответствующее состояние. И тем не менее тыне долженнеоправданно рисковать.

— Но ведь она вечна… — то ли спросил, то ли напомнил самсебе парень, пряча ожерелье в барсетку.

— Она да, — грустно подтвердил сеньор Диас, — а ты нет. Тыне вечен. Потерять еще хоть одного для нас безмерная утрата.