— Сходится-то сходится, — скептически заметила я, — тольконе верится, что Алиска способна выучить даже сказочку про белого бычка. Памятиее даже на сплетни не хватает.

Фаина возразила:

— Не такая уж она и глупенькая, как прикидывается.Испанским-то владеет в совершенстве. Смогла же выучить. Да и коллеги,психологи, совсем не считают ее бездарью, во всяком случае в профессиональномплане. По-моему, она просто прикидывается глупышкой, причем очень удачно. Ктому же под гипнозом человек очень многое может.

— Что? Что может? — занервничала я. — Галиматью сочинить, откоторой кровь в жилах стынет? Древний язык выучить по трем-четырем отрывочнымтекстам? С налету придумать поэтические притчи, притворяясь, что переводит их смертвого языка?

— Кто знает? Кто знает? — покачала головой Фаина. —Возможно, все дело в цветах. У местных жителей их семена раздобыла, привезла,цветочки вырастила и нанюхалась. Эти индейцы мастера по галлюциногенам…Грибочки там всякие, цветочки… В сельве и в джунглях этого добра навалом. Хотя…Нет, медитативный текст. Явный гипнотический ритм, причем в русском вариантедаже менее заметный. Очень похоже на гипноз. К тому же приемчики специфические,использование стрессовой ситуации… Слышала я, Мархалева, что индейские шаманы ине такое творить могут. Сплошные чудеса у них там, видения. А Алиска, дурочка,возомнила себя богиней.

Я призадумалась, мысли потекли в другом направлении.

— А знаешь, Фаня, — поделилась я своими выводами, — Алискапотому и молодая такая, что богиней себя возомнила. К тому же и Герман неустает ее в этом убеждать. А все остальное, конечно же, чепуха. Нет никакихольмеков. Все фантазии Алиски. И тут я вспомнила о картинах.

— Фаня! — вскричала я, — пойдем в мастерскую, я такое тебепокажу!

Мы поднялись в студию. Я расставила перед потрясенной Фаинойчарующие полотна, которые их создательница пренебрежительно назвала обычноймазней.

— Вот это да! — выдохнула Фаина, приклеившись взглядом ктворениям Алисы. — Кто ж это такое нарисовал?

— Наша богиня, — иронически усмехнулась я. — Ну, и как это сточки зрения психиатра?

— Охрененно! Обследование нужно проводить, — серьезноответила Фаина.

— Чего? Чего обследование? — изумилась я. — Думаешь, чтополотна древние?

— Не полотна древние, а ты дремучая! — рассвирепела Фаина. —И не «чего», а кого обследовать нужно, — отрезала она, глядя на меня как наненормальную. — Алиску пора срочно в мою клинику тащить. Слышала что-нибудь отворчестве душевнобольных?

Я отрицательно покачала головой.

— Вот, — усмехнулась Фаина, — а я таких чудес насмотрелась.Был у меня больной, который в нормальном виде, в период ремиссии, вообще ничегонарисовать не мог, даже избушка у него похожей на колобок выходила. А вот вмомент обострения шизофрении рисунки ему удавались блестяще. Представь только:попросила его нарисовать картину на тему власти. Он мне и изобразил власть!Простым карандашом изобразил. Да как!

— Ну? И как же он это сделал? — заинтересовалась я.

— Нарисовал власть в виде открытой человеческой ладони,причем изображенной так натурально, что прорисованными оказались всекапиллярные линии. Фотография и то такой четкой не бывает.

— Ладони? — разочарованно протянула я.

— Да-да, ладони, — подтвердила Фаина. — На ладони этой,занявшей весь лист, очень натурально расположились муравьи. Тоже, между прочим,весьма натуральные. А указательный палец другой руки, возникающей откуда-тосверху, из-за края листа, сталкивал этих муравьев в центр ладони. При этом исомнений не возникало, что и рука и палец принадлежат одному человеку, хотябольше на листе ничего нарисовано не было. Вот так-то, Мархалева!

— Сравнила, — закатывая глаза, сказала я, — то псих, а то Алиска.У нее же нет шизофрении.

— Мне все равно, что псих, что Алиса, — с необычайнымцинизмом поведала Фаина, — я вижу явное сходство. Что можно сказать о женщине,которая выставляет немыслимую мазню, а настоящие свои творения прячет так, чтоникто о них не догадывается?

— Ненормальная! — тут же дала ответ я.

— Вот, — воздев к потолку палец, заключила Фаина. —Творчество может многое о душевном состоянии пациента сказать. Кстати, оболезни Алисы не только картины говорят, но и то, что она из-за какого-то тамГермана решилась на убийство. То, что она хотела убить тебя, Мархалева, с тонкизрения закона ее извиняет, но от диагноза не избавляет. Безусловно, Алисабольна, и в ближайшее время я серьезно этим займусь. Ничего, мы ее вылечим.

— Нет, — сказала я, — вот здесь ты, Фаина, не права. Считаймой Женька меня богиней, клянусь, и секунды бы Юлька не прожила. Задушила быстерву своими руками, будь я богиней.

— Так что ж не душишь? — усмехнулась Фаина.

— Так нет серьезных причин. Он же меня богиней не считает.Мегерой — да, а богиней — нет. Жаль, что и сама себя богиней не считаю. Может,ты, Фаня, загипнотизируешь меня? Внуши мне, что я богиня, хочу так жебеззаботно, как Алиска, жить…

— Слушай, — вдруг подскочила Фаина, — а куда же делисьцветочки? Где они? — запаниковала она. — Я же их обещала ботанику! Не вижуцветов!

Мы помчались на поиски. Во всей квартире не обнаружилось ниодного цветка.

— Вот беда так беда, — пригорюнилась Фаина, — что же яботанику своему скажу?

— Сейчас спрошу у Алиски! — воскликнула я и помчалась вванную.

Без стука ворвалась, Алиска вскрикнула и испуганнопогрузилась в воду, я же остолбенела: алая татуировка покрывала ее бедро.

«Так вот почему она носит только закрытые купальники!» —прозрела я и закричала:

— Ну-ка, ну-ка, покажи, что ты прячешь?

Алиса сопротивлялась, но я воспользовалась своимпреимуществом в силе и вытащила ее из воды. На бронзовой коже Алисы я увидела:заключенный в алый круг, как живой, плыл маленький парусный кораблик, ккоторому протянула тонкий лучик звезда.

По спине пробежали мурашки. Я вздрогнула зябко повелаплечами и спросила:

— Алиса, а куда ты подевала цветы?

— Выбросила, — ответила она, улыбаясь. Ее синие глазасмотрели на меня совершенно безмятежно.

— Ты ведь уже не сердишься на меня, Соня? — спросила онатак, будто за завтраком всего лишь случайно съела мою булочку.

Я почему-то не сердилась. Что с нее взять? Одно слово —Богиня!