— Вот и хорошо…

Иннокентий говорил это не ей, а самому себе, пытаясь собрать в кулак силу воли и выдержать роль «простого заказчика». Перегни он палку сейчас, и мышка бросит сыр и даст дёру, а бегает она ох как резво!

— Я не хочу, чтобы из-за глупостей моей сестры ты отказывалась от работы.

Да, да, и из-за тех же самых глупостей он не желает рушить еще даже не возведенные им воздушные замки. И когда Настя растерянно ахнула, ему ужасно захотелось, чтобы причиной сожаления были не сказанные им слова, а разорванные им объятия.

— Я не могу работать в условиях войны…

— Войны? — Иннокентий усмехнулся и качнул головой. — Какое верное слово. Хотя лучше сказать, междоусобицы.

       Ему хотелось говорить максимально спокойно, но он переусердствовал в этом своем желании — вышло по-наглому вальяжно, и от него не укрылось, что Настя нервно ухватилась пальцами за крохотный передний карман своих джинсов.

— Давайте поступим проще, — вот Настя говорила тихо и спокойно, хотя блестящие под ресницами глаза выдавали волнение. — Я сейчас возвращаю вам деньги. Вы разбираетесь с сестрой. А потом звоните мне. Или не звоните, как у вас получится.

На последнем «не» был сделан основной акцент, и Иннокентий тоже сунул пальцы в карманы, но джинсы не подарили ему никакого спокойствия. Даже, кажется, забрали последнее, и он кашлянул, но Настя продолжила разговор первой.

— Только, пожалуйста, звоните сами… У меня память на голоса. Я сразу пойму, что это не ваша сестра.

Она не улыбнулась. Пришлось улыбнуться ему.

— Это была моя секретарша, — ложь во спасение уже не ложь, так он считал и шел напролом. — Ты первая начала юлить. Мне ничего не оставалось, как в свою очередь прибегнуть к обману.

— Это было некрасиво.

Настя продолжала гордо держать голову, и выбившаяся из хвоста прядь игриво дрожала у мочки уха, пряча от его жадного взгляда крохотный блестящий гвоздик.

— Кто бы говорил… Нагло врать постороннему человеку про собаку еще более некрасиво.

— Про какую собаку? — ее глаза сделались на половину лица и светились обидой.

— Вот именно, какую… У тебя нет никакой собаки. А я, как дурак, интересовался у Славы ее самочувствием. Надеюсь, ты врешь только незнакомцам с маленькими детьми, но не маме.

— Я никому не лгу, — Настя гордо расправила плечи, и грудь еще явственнее проступила под бесформенной кофтой. — У меня есть собака. Просто Славка о ней пока не знает. И ее действительно отлупили, но сейчас с ней все хорошо. Не верите? Могу фотку показать.

Настя вскинула руку, чтобы перебросить вперед рюкзак, но Иннокентий поймал ее и сжал пальцы.

— Верю, верю… Что ты так нервничаешь? Какая вообще разница, есть у тебя собака или нет собаки…

Да ничего не имеет сейчас значения, кроме этой влажной руки, намертво прилипшей к его горячей ладони.

— Но собака есть! — почти взвизгнула Настя, и Иннокентий разжал пальцы.

— Извини…

Она спрятала за спиной обе руки, и грудь ее сделалась в разы больше — и намертво приковала к себе взгляд Иннокентия.

— Так как мне отдать вам деньги?

— Никак! — он больше не смотрел на грудь. Смотрел прямо ей в глаза. — Твоя завтрашняя работа не отменяется. Только меняется локация и композиция, — он вытащил телефон и переслал эсэмэской адрес своей квартиры. Будь, что будет! Не надо было изначально сестру впутывать. — Там абсолютно белая стена. Ты ограничена только своей фантазией и чувством вкуса. Это в гостиной.

— Можно я вам просто верну деньги?

Настя смотрела на него уже с вызовом.

— Что, опять кто кого переупрямит? Давай начистоту. Я знаю, что тебе нужны деньги и не делай такое лицо. Когда я предложил работу Славе, он отказался и попросил взять тебя. Мне действительно без разницы, — Ох, как же он заврался! — кто сделает роспись, мне хотелось сделать ребенку подарок. Как видишь, не получилось. Но я не хочу лишать тебя возможности заработать. Если тебе тоже без разницы, что рисовать, то нарисуй что-нибудь мне на стене. В чем проблема вообще?

— В том, что это вам не нужно. Как мне вернуть вам деньги?

— Знаешь что? — Он вдруг понял, что терпение его лопнуло. — Отдай их в приют для собачек. И забудем. Так подойдет?

Секунда, две, три — она не моргнула, не моргнул и он.

— Вы послали мне адрес? Когда нам лучше подъехать? Завтра?

— Кому вам? Слава сказал, что он с женой работает, — Иннокентий почувствовал в груди неприятное жжение. Ему не нужен новый «Слава». Только порадовался и вот те нате…

— Я с Ксюшей буду работать. Надеюсь, она завтра свободна. Если нет, то в воскресенье…

— Слушай, Настя, — Иннокентий облокотился на стену, не заботясь о чистоте светлой куртки.— Скажи правду, ты меня боишься? Потому и отказалась от заказа, пока тебе не позвонила женщина?

Снова игра в гляделки, но на этот раз на две секунды дольше. Иннокентий не выдержал первым:

— Меня в квартире не будет. Хоть неделю не появлюсь, если скажешь.

— В первый раз, — отчеканила Настя, — я отказалась, потому что подумала, что вы просто хотите мне помочь. А про Ксюху… Вы думаете, кто-то расписывает стены в одиночку, туда-сюда по лестнице мотается, сам краски мешает… Да, так думаете?

Он ничего не думал. Просто чувствовал сожаление, что случайно перегнул палку.

— Я рад, что ошибся. И рад, что сказал об этом. Не хочу между нами никаких недомолвок. Суббота, воскресенье, любое время. Позвони, скажи, буду ждать… Тебя и Ксюшу, — добавил он скороговоркой, чувствуя неприятный привкус во рту. Курить. Срочно курить. — Пошли, что ли… Я тебя уже довезу до метро. Давай до Невского, если не горит. Составишь мне компанию?

— Хорошо.

Настя резко развернулась и перепрыгнула две ступеньки. Вниз она пошла уже медленнее, и Иннокентий с трудом заставил себя сохранить отвоеванную Настей дистанцию. Что поделать… Питер, как и Москва, не сразу строился… За этой крашеной мышкой еще побегать придётся. Это в какой-то мере даже весело.

Он направился к затертому в самый угол пыльному «рафу» сестры, чтобы взять автокресло. Настя шла следом на приличном расстоянии.

— Можно, я покурю? — обернулся он к ней. Та кивнула, перевязывая хвост. И Иннокентий чуть не вздохнул в голос, сожалея о потере пленительного завитка. — В машине нельзя. Ребенок…

Добавил он зачем-то и достал сигарету. Сделал первую затяжку, не отлегло… Ребра точно обглодали голодные собаки.

— Как собаку-то зовут? — спросил он и, зажав сигарету в зубах, открыл заднюю дверь джипа, но вовремя сообразил, что для начала стоит докурить, и обернулся к девушке.

Та будто только и ждала этого: пожала в ответ плечами. Иннокентий усмехнулся: загнал все же лгунью в мышеловку!