Вся эта затея в ванной только ради одного затеяна — чтобы Тамара перестала нас бояться и не шарахалась, как чёрт от ладана. Напугали мы Тому здорово. Бедная девочка решила, что мы её загрызть хотим. До слёз довели маленькую нашу, до истерики. Не волки — козлы. И это она ещё не знает, что «козлы» с ней до конца жизни останутся. Привалило тебе счастье, мурка.

Намытая Тамара в моей футболке сидит на застеленном разложенном диване в зале, пытается смотреть телевизор. Горыныч ей чай заварил травяной — свой фирменный — и курить пошёл на балкон. Ну и я за ним увязался, хоть и не курю.

— Успокоилась, кажись, — Игорь выдыхает в ночь сизый дым.

— Ненадолго. Надо ей рассказать… — смотрю в тёмную даль, кручу в голове варианты подачи правды.

— Сейчас? — Горыныч оборачивается, смотрит на Тому в комнате. — Плохая идея, братишка.

— Есть лучше? Предлагай.

Игорь молчит. Нет у него идей. Оба понимаем — чем скорее расскажем Тамаре про метки, тем быстрее она начнёт привыкать к новой жизни. А жизнь у нас теперь новая — факт. Это всё надо ещё осознать, принять, переварить, в конце концов. Мы сами не знаем, как будет. Придётся практиковаться.

— Было у тебя с муркой чего? — Игорь нервно затягивается сигаретой.

Решил узнать, обскакал я его или нет? Ну-ну… Горыныч задал вопрос, который я ему задать не решался.

— Было, — признаюсь честно, — но до главного не дошло. А у тебя?

— Такая же хрень, — хмыкает, но не зло.

— По нолям счёт, брат, — я тоже улыбаюсь.

— Мы с тобой до Томы не зубатились ни разу. Чтобы по-серьёзке.

— Не было, это верно. Ты извиняй, если что, — «пардоны» мне всегда нелегко давались и сейчас не исключение.

— Ладно, погнали. Надо с муркой перетереть, — Игорёха отправляет бычок вниз и, полный решимости, открывает балконную дверь.

— Мне бы твой запал… — шепчу на выдохе и тоже захожу в комнату.

Тамара перемену атмосферы чует и жмётся к спинке дивана:

— Чего? — карие глазки бегают, хрупкие пальчики натягивают футболку на колени.

— За наказанием пришли, — я устраиваюсь рядом с Томой.

— Подумаю на досуге, как вас наказать, — она немного расслабляется.

— Побазарить надо, мурка. Серьёзно, — Игорь садится на край дивана.

Небольшая разрядка стёрта с лица ситуации одной фразой моего Беты.

— Ты спрашивала, зачем мы на тебя накинулись, — начинаю рубить правду-матку — деваться некуда.

Тамара превращается в маленький испуганный комочек, но через мгновение берёт себя в руки — старается держать спину ровно, расправляет плечи. Смелая мышка.

— Зачем? ­— спрашивает тихо.

Вместо слов я выбираю действие. Провожу подушечкой большого пальца по губам девочки — она послушно приоткрывает ротик и получает от меня поцелуй. Взрослый такой, серьёзный. В паху у меня снова всё торчком, а Томины секунды удовольствия превращаются в лёгкую боль. Шикнув, она отстраняется и хватается за мою метку.

Ничего не понимающую мурку тут же приватизирует Горыныч — сгребает её в охапку, аккуратно укладывает на диван и, подмяв под себя, с рыком впивается в ещё не остывшие от моего поцелуя губы.

Дубль два. Только несколько мгновений удовольствия, и метка Горыныча на плече Тамары причиняет ей лёгкую боль.

— Ая-яй! — лупит Игоря ладошкой по темечку. — Это что за фигня?!

Немая сцена несколько затягивается. Нам с Игорем надо объяснить всё Томе — она ждёт, а нужных слов ни у меня, ни у него нет.

— Метки… — выдавливаю из себя. — Твои шрамы от наших укусов — это метки.

— Мы тебя заклеймили, мурка, — Горыныч отпускает девочку и снова садится на край дивана.

Правильно делает. У Тамары во взгляде чётко читается желание нас покалечить — яйца Игоря под её коленкой были бы отличной целью. Для начала.

— Да вы гоните! — на эмоциях выдыхает. — Я не волчица. Какие метки?.. — дрожащей рукой трогает шрамы.

— Но мы волки, — Горыныч смотрит в пол.

— И что?! — ещё сильнее взвинчивается Тамара. — На мне эти ваши звериные штучки не работают!

— Работают, — я вынужден её разочаровать. — Ты сама это почувствовала, — намекаю на боль после поцелуев.

Скоро боли не будет. Когда наша связь окрепнет, Тамара начнёт испытывать совсем другие эмоции, станет лучше понимать нас с Горынычем, а чувства к нам станут ярче, сильнее. Это связь, от которой нас уже никто не избавит. Никогда.

— То есть, вы придурки мохнатые, заклеймили меня вдвоём… — до Томы начинает потихоньку доходить. — И я теперь… — бледнеет.

— Моя пара, — Игорь старательно пытается не выдать радость голосом, но у него не получается.

— И моя пара, — добиваю фактом.

— Ты… — девочка зло поджимает губки. — Вы! Идиоты!

— Да, — понуро соглашается Горыныч.

— Собирайте шмотки и валите отсюда, — Тома убавляет громкость, добавляет в тон требовательных нот.

— Тогда и ты собирайся, мурка, — вздыхает Игорь. — Мы без тебя не уйдём.

Продолжать диалог наша новоиспечённая пара не намерена. Вместо слов она крутит две дули — левая отправляется мне под нос, а правая Игорёхе. После этого она на попе сползает с дивана, встаёт на ноги и не слишком бодрым шагом направляется в свою комнату. Тамаре лучше — за стену уже не цепляется, но походка шаткая. Мы с Игорем на низком старте, не дышим — подхватим девочку, если что.

Обходится без эксцессов. Тома замирает у порога комнаты.

— Хр-р-рен вам, — рычит, не оборачиваясь. — Пофиг мне на ваши метки. Свободны.

Ещё и дверью хлопнуть силы находит.

— Могло быть хуже, — подытоживаю.

— В натуре, — кивает Бета. — Как думаешь, отойдёт?

— Откуда я знаю, Игорёх? — чешу репу. — Я вообще плохо представляю, как дальше…

— Ты по чётным, я по нечётным? — Горыныч хмыкает.

— Ну да, — дую щёки, — если не кастрирует.

— Чо несешь-то? — возмущается.

Только рукой машу. Бессмысленный базар. Я считаю, что Тамаре нужно дать время собраться с мыслями. До утра.

Я не сплю. Уснёшь тут!

Сижу на кровати, при тусклом свете бра и сверлю взглядом закрытую дверь, прислушиваюсь к каждому шороху. Мне всё время кажется, что волки вот-вот ворвутся в спальню и потребуют отдать им парный долг. Прости хоспади…

Моё тело к такому повороту готово — хочет оборотней, но котелок пока варит. Пусть и не совсем трезво. Что я могу сказать по поводу поступка Игоря и Лёши? Козлы! Волки выглядели виноватыми, но это мало что меняет. Судя по словам Горыныча, оставлять меня в покое они не собираются.