Мысли вернулись к Фионе. Узнав о причине отъезда госпожи, она слёзно просила взять её с собой и помочь в лечении сына тайного советника.

— Нет, — качала головой пфальцграфиня, — ты нужна здесь. Если со мной что-нибудь случится, пожалуйста, позаботься о Гензеле. Ты знаешь, где лежит золото. Забери всё и уходите. Купи в Штрассбурхе или где-нибудь ещё домик, займись чем-нибудь, выйди замуж. Я попрошу Руди, чтобы помог тебе хотя бы в первое время.

Рыбка, прижав ладонь к губам, молча слушала госпожу.

От её глаз, полных слёз, жалости и укора, у Наташи перевернулась душа. Говорить стало трудно:

— Фиона, так нужно. — Погладила её по плечу. — Кроме тебя и Руди у меня нет друзей. Пусть золото принесёт вам счастье. Оно не должно остаться в тайнике, пролежать там пару сотен лет и достаться неизвестно кому. А теперь иди…

— Вы вернётесь, — всхлипнула Рыжая. — Я подожду.

— Конечно, вернусь, и всё будет хорошо.

Верила ли она в то, что судьба станет к ней благосклоннее? Верила. Чуть-чуть.

После обеда в день перед отъездом она не могла не навестить Рыжего. Позвав с собой Гензеля, вышла за ворота. На удалении за ними следовал стражник. Затоптанный настил из досок, не так давно радующий её своей новизной, был бесповоротно изгажен бурым слоем липкого месива. В её отсутствие никто его не чистил. Она тоже упустила это из вида. Ну, ничего. Вернётся и всё поправит. Ступала осторожно, приподняв низ платья и накидки, глядя, как новые высокие сапожки, которые пошил ей за два дня сапожник, покрываются грязью.

Гензель, увидев у конюшни своего бывшего напарника-пастушка, побежал к нему. Сказав пацану, что она будет в кузнице, окинула взором двор. Погода установилась тихая. Потеплело. Низкие обрюзгшие тучи лениво ползли по серому небу, словно присматриваясь к насыщенной дождём земле, куда бы слить обременительную влагу.

Людей на улице было мало. Полевые работы закончились и только мастеровые продолжали оглашать подворье характерными звуками своего производства.

Бондарь выкатил здоровенную грохочущую бочку под навес, отряхивая густо усеянный мелкими курчавыми стружками передник.

Где-то плакал ребёнок, и визгливо бранилась женщина.

Мимо пфальцграфини с деловым видом пробежала чёрная собачонка. Остановилась, повела носом, и, словно опомнившись, беззлобно тявкнула ей в след. Для порядка.

Явственнее всех слышались звуки из кузницы.

Войдя туда и прикрыв за собой воротину, Наташа всмотрелась в полумрак, принюхиваясь. Запах калёного железа не казался таким отталкивающе едким, как в прошлый раз.

Руди стоял к ней спиной, размеренно молотя по заготовке. Волосы, стянутые в хвост на затылке, подрагивали в такт движению рук, отбивающих чёткий ритм. Широко расставленные ноги, чуть согнутая спина над наковальней, разворот плеч… Каждое его движение — выверенное и отточенное до автоматизма — излучало силу и уверенность. Девушка рассматривала парня, немного завидуя его свободе, которой, по её мнению, у него было гораздо больше, чем у неё.

Почувствовав на себе взгляд, он обернулся. На потном чумазом лице мелькнула белозубая улыбка.

Наташа натянуто улыбнулась, приветственно кивнув, давая понять, что подождёт.

Быстро закруглившись, Рыжий отошёл от пышущего жаром горна, отёр потное лицо, снимая ломкий кожаный передник:

— Что-то случилось? — перехватил тревожный взор госпожи, внимательно изучая её лицо, отмечая усталый вид и лёгкую синеву под глазами.

— Ничего, кроме того, что я утром уезжаю. Возможно надолго. — Её не перебивали. — У меня к тебе просьба, Руди. Если Фиона захочет уйти отсюда, помоги ей, пожалуйста. Позаботьтесь о Гензеле. Поделите золото. Она знает, где оно.

Между бровями Рыжего пролегли две вертикальные складки:

— Не нравится мне ваша просьба, хозяйка.

— Руди, возможно, я преувеличиваю, но всякое может быть. Ни о чём меня не спрашивай. Просто пообещай, что поможешь Фионе. Больше я ни о чём не прошу.

— Может, расскажете, что случилось? — Ловил её взгляд.

Она опустила глаза, отрицательно качнув головой, сжимая зубы, сдерживая желание расплакаться на его груди и облегчить душевную муку. До боли хотелось почувствовать свою нужность хоть кому-то. Хотелось быть слабой и беззащитной, спрятаться за широкую мужскую спину и остаться там в полной безопасности, а не покорно плыть в логово зверя, зная, что один неверный шаг приведёт к гибели.

— Случилось то, что и должно было случиться. Если бы я была умнее и дальновиднее, то всего этого не произошло бы. Теперь ничего не исправить. — Вздыхая, направилась к двери. Разговор выходил неожиданно тяжёлым.

— Вы о госпоже Эрмелинде говорите? — Шагнул за ней. Он слышал, что её увезли в монастырь. Так же до поместья докатилась весть о страшной гибели торговца и поговаривали, что бывшая экономка причастна к смерти хозяина.

— Не только. — Задержалась Наташа, оборачиваясь. — Тебе не нужно знать подробности. Я боюсь думать о будущем. Такое чувство, что его просто нет. — Растерянно развела руками.

— Погодите, хозяйка, — тронул её за локоть, наклоняясь к лицу, — если нужно вас спрятать, то я знаю, где можно переждать. Иногда это помогает.

— Не думаю, что сейчас это поможет. С господином дознавателем опасно связываться. Он не успокоится пока не найдёт меня живую или мёртвую. — Вздохнула: — Нет, не хочу прятаться. Спасибо, Руди, за всё.

Он недоумённо смотрел ей в спину, чувствуя нарастающее беспокойство.

Не успела пфальцграфиня дойти до ворот, как была схвачена за плечи. Её развернули и тряхнули, притягивая к себе, хватая за лицо, зажимая его в ладонях:

— Гляжу на вас и диву даюсь, — Руди горящим взором уставился в её испуганные глаза, оказавшиеся так близко. — Вас обманывали, опаивали, на цепь сажали, убивали… Вам посчастливилось остаться в живых…

Наташа задохнулась от полыхнувшего по телу жара. Лицо в мужских ладонях горело, дышать стало нечем.

— Вы не сдались тогда и у нас всё получилось. Почему же сегодня вы послушны чужой воле? Я бы понял, если бы не было другого выхода. Я не узнаю вас!

— Руди! — Не выдержала натиска испепеляющего взгляда кошачьих глаз. Встрепенулась, хватаясь за его запястья, разжимая хватку ладоней. — Отсиживаться где-то и бояться, что тебя найдут тоже не выход.

— Значит нужно сделать так, чтобы не искали, как поступил господин Хартман.

— Ты думаешь, он убрал свидетелей, поджёг свой корабль и скрылся? — опешила девушка.

— А вы думаете иначе? — прищурился Рыжий.

Пфальцграфиня задумалась. Почему нет? Торговец слишком хитёр и расчётлив. А когда речь идёт о жизни и смерти — и не на такое пойдёшь.

— Всё может быть, — протянула она. — Мне пора.