— Не волнуйся, наша госпожа не собирается отзывать егодомой; однако она выражает свое недоумение.

Даже при том, что Дамиан меня держал, я не выдержала первой:

— Недоумение — о чем?

— Разумеется, о том, почему Ашер покинул ее окружение.

Ашер пододвинулся ближе, хотя держался от Мюзетт намногодальше, чем все мы.

— Я не покидал ее окружения, — сказал он. —Белль Морт не прикасалась ко мне столетиями. Она даже не смотрела зрелища, вкоторых я... выступал. Она говорила, что я оскорбляю ее взор.

— Ее право поступать со своими подданными так, как онасчитает уместным, — ответила Мюзетт.

— Верно, — согласился Ашер. — Но она поручиламне приехать в Америку с Иветтой в качестве надзирателя. Иветты не стало, и уменя более не было приказов.

— А если бы наша госпожа приказала тебе вернуться?

Молчание. На этот раз с нашей стороны.

На лице Ашера было эмоций не больше, чем у Жан-Клода. Каковыбы ни были его чувства, он их скрывал, но сам этот факт говорил о том, что темазатронута важная и очень для него небезразличная.

— Белль Морт поощряет своих подданных действоватьсамостоятельно, — произнес Жан-Клод. — Это одна из причин, почемуптенцы ее крови правят большими территориями, нежели другие, особенно вСоединенных Штатах.

Прекрасные и безжалостные глаза Мюзетт повернулись к нему.

— Но Ашер покинул двор не для того, чтобы статьМастером какого-либо города. Он хотел лишь свершить месть над тобой и над твоейслугой. Заставить тебя расплатиться за смерть своей любимой Джулианны.

Смотри ты, она, оказывается, все время помнила имя.

— Но вот стоит твоя слуга, в силе, в здравии иневредимости. Где же твоя месть, Ашер? Где цена, которую должен был заплатитьЖан-Клод за убийство твоей слуги?

Ашер будто замкнулся в себе, ушел вглубь. Казалось, еслиморгнуть, он вообще исчезнет. Голос его прозвучал будто очень издалека:

— Я выяснил, что, вероятнее всего, ошибочно обвинялЖан-Клода. И он, вероятнее всего, тоже оплакивал ее гибель.

— Вот как? — Она щелкнула пальцами. — И тывот так сразу забыл свои страдания и свою ненависть?

— Не вот так сразу, non, но я узнал заново многое изтого, что забыл.

— Например, как сладко прикосновение тела Жан-Клода?

Тишина навалилась так туго, что кровь ревела в ушах. Дамианощущался рядом со мной призраком. Все мои вампиры, без сомнения, желали быоказаться подальше отсюда.

Может быть, Ашер и Жан-Клод завели шашни у меня за спиной —что не так уж невозможно. Но если не ответить на ее вопрос правдиво, дело можетповернуться плохо.

Джейсон поймал мой взгляд, но ни один из нас не решался дажепожать плечами. Вряд ли мы понимали, что именно сейчас происходит, но почтинаверняка дело шло к чему-то для нас неприятному.

Мюзетт обошла, покачиваясь, Жан-Клода, остановилась поближек Ашеру.

— Так вы с Жан-Клодом снова счастливая пара или — онабросила взгляд на меня, — счастливый menage a trois? И потому ты невернулся? — Она прошла вплотную к Ашеру и Жан-Клоду, заставив ихпопятиться, чтобы встать передо мной. — Как может прикосновение такой, какэта, сравниться с величественностью нашей госпожи?

Наверное, она подразумевала, что я в постели не так хороша,как Белль Морт, но я не была в этом до конца уверена, да и не оченьинтересовалась. Пусть оскорбляет меня как хочет. Это куда менее болезненно, чеммногое из того, что в ее силах.

— Белль Морт тошнило при взгляде на меня, —произнес наконец Ашер, — она избегала меня во всем. — Он показал накартину, которую все еще держал Анхелито. — Вот каким она меня видит. Ивсегда будет видеть.

Мюзетт прошествовала обратно к Ашеру.

— Быть последним при ее дворе лучше, чем бытьправителем вне его.

Я не смогла удержаться:

— Ты хочешь сказать, что лучше служить на Небесах, чемправить в Аду?

Она кивнула с улыбкой, явно не заметив литературнойассоциации.

— Oui, precisement. Наша госпожа — солнце, луна и всена свете. Быть отсеченным от нее — только это и есть истинная смерть.

Лицо Мюзетт пылало религиозным экстазом, внутреннейуверенностью, которая бывает лишь у бродячих проповедников и телевизионныхевангелистов. Да, она истинно верила.

Я не видела лица Дамиана, но могла поспорить, что оно так жепусто, как у двух других вампиров. Джейсон смотрел на Мюзетт так, будто у нееотросла вторая голова — и очень уродливая, шипастая. Она была зелоткой, азелоты никогда не бывают полностью в своем уме.

Когда она повернулась к Ашеру, то же сияние еще играло на еелице.

— Наша госпожа не понимает, почему ты покинул ее, Ашер.

А я понимала. И все в этой комнате понимали, кроме, бытьможет, Анхелито и девочки, все еще стоящей у дивана там, где поставила ееМюзетт.

— Посмотри на эту картину, Мюзетт, где я изображен ввиде Вулкана. Посмотри, каким видит меня наша госпожа.

Мюзетт не стала оглядываться. Она только пожала плечамипо-галльски — жест, который может значить все и ничего.

— Анита меня видит не таким, — закончил он.

— Жан-Клод не может, глядя на тебя, не вспоминать, чтоутрачено, — сказала Мюзетт.

— Времена, когда ты могла говорить от моего имени,Мюзетт, давно прошли, — ответил Жан-Клод. — Ты не знаешь ни моегоразума, ни моего сердца. На самом деле никогда и не знала.

Она повернулась к нему:

— Ты и правда хочешь мне сказать, что согласен до негодотронуться — до такого, как сейчас? Осторожнее со словами, Жан-Клод. Помни,что наша госпожа видит глубоко и в твоем разуме, и в твоем сердце. Мне тыможешь солгать, но ей — никогда.

Жан-Клод на миг замолчал, но наконец сказал правду:

— Сейчас мы не близки в этом смысле.

— Видишь? И ты отказываешься коснуться его, какотказывается она.

Я ослабила кольцо рук Дамиана, чтобы легче шевелиться.

— Не совсем так, — объяснила я. — Прошупрощения, но это моя вина, что они сейчас не пара.

Она обернулась ко мне:

— Что ты хочешь сказать, слуга?

— Знаешь ли, если бы я даже была простой горничной, ядостаточно знакома с правилами вежливости в обществе, чтобы знать: горничнуюпросто горничной не называют. Так же не называют слугу слугой — разве что тыникогда не имела дела со слугами. — Я сложила руки на животе, намеренноприняв недоумевающий вид. Руки Дамиана лежали на моих плечах без нажима. —Разве не так, Мюзетт? Может быть, ты вовсе не аристократка? И это притворство,а на самом деле ты просто не знаешь, как ведут себя аристократы?