Она уже повернулась всадить нож третий раз, когда яоказалась в пределах досягаемости. Не знаю, каких действий она от меня ожидала,но была захвачена полностью врасплох, когда я схватила ее за руку. Может быть,она ожидала, что я буду драться как девчонка — что бы это в ее понимании низначило.

Я толкнула ее плечом, и она пошатнулась на своих каблуках. Ясделала ей подсечку, и она упала, потому что я ей помогла. Навалившись сверху,я прижала ее к земле, повернула нож в ее руке, и когда она хлопнулась, явсадила нож. Прислонясь коленом к нашим сплетенным рукам, я ощутила, как клиноквыходит из спины.

— Не серебро, заживет, — шепнула я.

Она завопила. Я не столько увидела движение Анхелито,сколько ощутила его.

— Если сделаешь еще шаг, Анхелито, я всажу этот клинокей в сердце, и тогда не важно, серебро там или что. Я изрежу ей сердце в клочкираньше, чем ты здесь окажешься.

Распахнулись дальние портьеры, и в комнату бросились вампиры— наши и ее. Не знаю, что случилось бы дальше, но послышался звук распахиваемойдвери из-за дальних портьер, шум шагов, и я чуть не пропихнула сквозь неелезвие, не уверенная, впрочем, что сталь выдержит. Будь клинок получше, я бымогла добраться до сердца, а с этим — не знаю.

За долю секунды до того, как я попыталась, раздался звук, откоторого волосы встают дыбом, — охотничий вой гиен. Это куда как жутче вояволков, но он тоже присоединился. Я поняла, что кавалерия спешит на помощь нам,а не Мюзетт.

Я не стала оглядываться, потому что не решалась оторватьглаз от вампирши, которую придавила к полу. Но я ощутила, как ввалилась толпа,как сила оборотней, от которой по шее бегут мурашки, заполняет комнатуэлектрическим облаком.

Прикосновение стольких ликантропов в таком возбужденномсостоянии разбудило зверя у меня внутри. Он заворочался, разлился по телу. Я небыла оборотнем, но благодаря Ричарду и леопардам у меня было нечто оченьпохожее на моего собственного, личного зверя.

Из всех оборотней подошел ко мне так, чтобы я его видела,только Бобби Ли — крысолюд. Его тягучий южный акцент казался в драке совершеннонеуместным.

— Ты как, убивать ее собираешься?

— Думаю над этим вопросом.

Он опустился рядом с нами на колено.

— Ты думаешь, это было бы умно? — спросил он,глянув на вампиров в другом конце комнаты.

— Вряд ли.

— Тогда, может, тебе стоит полегче, пока ты ейполностью кишки наружу не выпустила.

— Тебя послал Мика? — спросила я, все еще не сводяглаз с искаженного болью лица Мюзетт. Мне было очень приятно видеть, как ейбольно. Обычно я не получаю удовольствия, причиняя кому-то страдание, носделать больно Мюзетт я почему-то совсем не возражала.

— Он никого из твоих леопардов не послал, потому что тыему сказала не посылать, но связался с другими вожаками — и вот они мы. Такесли ты не собираешься ее убивать, отпустила бы ты ее.

— Пока нет, — ответила я.

Он не стал повторять просьбу, а встал рядом с нами, какграмотный телохранитель — как оно и было.

Я обращалась непосредственно к Мюзетт, но постаралась, чтобымой голос был слышен всем.

— Никто не придет к нам нападать на наших людей. Никто,ни член Совета, ни даже le Sardre de Sang нашей линии. Мне все говорят, что я,разговаривая с тобой, говорю с самой Белль. Так вот что я скажу ей: следующийиз ее присных, кто коснется кого-нибудь из наших, умрет. Я отрежу ему голову,вырву сердце, а остальное сожгу.

Мюзетт обрела голос — наконец-то, — хотя и сдавленный,слегка испуганный.

— Ты не посмеешь.

Я нажала на лезвие — чуть сильнее, заставив ее издать звукот его силы.

— А ты проверь.

Выражение страдания исчезло с лица Мюзетт, будто кто егостер, и голубые глаза начали темнеть. Страх пронзил меня как нож, ударилморозом по коже, заставил сердце биться в горле. Страх либо прогоняет зверя,либо вызывает его. Этот страх успокоил зверя, утишил, так что вздымающаяся силаушла в песок, оставив меня одну — в испуге. Не вампирский фокус вызвал у меняжелание отпустить ее и бежать прочь. Я ощущала когда-то движение Белль своимсобственным телом и никак не хотела повторять этот опыт. Если вырезать сердцеМюзетт, когда Белль в ней, убью ли я их обеих? Нет, наверное, но видит Бог,велик был соблазн проверить.

В голосе Белль не было ни следа страха или напряжения. Еслиот ножа ей тоже было больно, вида она не подавала.

— Жан-Клод, неужто ты ее ничему не научил?

Голос не принадлежал Мюзетт. Он был глубже, богаче — низкоеконтральто. У меня мелькнула непочтительная мысль, что с таким голосом онаотлично работала бы в сексе по телефону.

Жан-Клод двинулся к нам, махнув рукой Дамиану следовать заним, и рыжий вампир пристроился тоже. Жан-Клод встал перед нами на колени ижестом велел Дамиану сделать то же самое. Они оба поклонились, тщательно следя,чтобы не оказаться в пределах досягаемости.

— Мюзетт преступила границы, положенные гостю в моихземлях. Ты бы ни от кого из своих такого поведения не потерпела. Я хорошоусвоил уроки, которые ты мне преподала, Белль Морт.

— Какой урок ты имеешь в виду?

— Не прощать ничего. Ни даже намека на ослушание. Нидыхания революции. Даже тень оскорбления нельзя снести. Оскорбить тебя, дажекосвенно — это должно быть немыслимо, — но я более не твое создание. Ятеперь Мастер города. Я создал себя сам, и Ашер принадлежит мне. Я буду таким,каким ты породила меня быть, Белль, — истинным твоим дитятей. Я позволю mapetite быть беспощадной, насколько ей захочется, и Мюзетт придется либо усвоитьманеры получше, либо никогда не вернуться к тебе.

Она села. Нож пронизывал ее насквозь, а она села, и я немогла удержать ее. Меня отбросило назад, к Дамиану. Он положил руку мне наспину и, поскольку я не велела ее убрать, переложил на плечо.

Белль даже убрала руку Мюзетт от ножа, так что теперь ядержала его на месте. Но она не проявляла признаков боли — она вообще незамечала меня, глядя только на Жан-Клода. Я с окровавленными руками и ножом,воткнутым в Мюзетт, чувствовала себя глупо. Нет — чувствовала себя лишней.

— Тебе известно, что я сделаю с тобой, если ей будетпричинен вред, — сказала Белль.

— Мне известно, что по нашим законам — тем законам,которые ты помогла провести в жизнь, — никто не имеет права войти на чужуютерриторию, не оговорив сперва право прохода. Мюзетт и ее люди явились за месяцдо даты, на которую мы дали им разрешение, а это значит, что они вне закона ине имеют ни прав, ни гарантии безопасности. Я могу перебить их всех, и законСовета будет на моей стороне. В Совете слишком много тех, которые тебя боятся,Белль, — им эта шутка может понравиться.