Глаза Холли округлились, и Тео пришло в голову, что он уже давно не получал такого удовольствия. Ярость, которая сжигала его, пока он читал газеты, угасла. Испарилась. Возможно, она затерялась в упрямом ротике Холли или в какой-нибудь черточке ее красивого лица, которое по-прежнему его завораживало. Исчезла в идеальном изгибе ее фигуры, в тонкой талии, переходящей в соблазнительно крутые бедра…

А может, дело просто в том, что он касался ее прошлой ночью, пробовал ее на вкус, и этого оказалось достаточно, чтобы он снова стал наркоманом? Стоит ли притворяться перед самим собой, если он по-прежнему ее желает? Всегда желал.

Так почему бы не уступить искушению?

Холли увидела разложенные на кофейном столике газеты и нахмурилась.

– Я никому не золотил ручку, – сказал Тео, обошел ее и устроился на низком мягком белом диване. Откинувшись на спинку, нисколько не спеша, он следил за тем, как ее взгляд переместился с его лица на обнаженную грудь, которую он не потрудился прикрыть. Казалось, Холли ничего не может с собой поделать. – Какая мне выгода напоминать миру бизнеса, что я женился на никому не известной американке, стремящейся во что бы то ни стало взобраться по социальной лестнице?

– Ну надо же, какой полет фантазии, – парировала Холли. Она говорила по-прежнему холодно. Если бы Тео не смотрел на нее столь пристально, если бы он не видел разгорающееся голубое пламя в ее глазах, он поверил бы этому арктическому холоду. – Но я не помню, чтобы в какой-либо статье меня назвали карьеристкой или никому не известной американкой.

Тео склонил голову:

– Полагаю, это подразумевалось.

– Значит, поэтому ты легко поверил, что я была тебе неверна? – спокойно спросила Холли. Тео этого не ожидал. – Потому что все время ты обо мне именно так и думал? Потому что в глубине души, а может, и не так уж глубоко, ты решил, что измена для американки, стремящейся забраться на верх социальной лестницы, это плевое дело?

Тео потребовалось приложить усилия, чтобы усмирить желание защитить себя и объяснить поступки, которые он совершал после того, как она перевернула его мир вверх тормашками. Он ей ничего не должен. Тео положил на спинку дивана руки, не сводя взгляда с ее лица.

– Ты зачем явилась? – спустя мгновение спросил он. Скулы Холли залил легкий румянец, и Тео велел себе не реагировать на это. Не уступать желаниям тела, не позволять воспоминаниям затуманить мозг. Не сейчас. – Телефонного звонка было бы достаточно. Зачем утруждаться и приходить сюда, если огонь разожгла не ты? Это, разумеется, подольет в него масла.

– Наверное, я хотела посмотреть, как ты будешь лгать мне в лицо, – ответила Холли.

Это был болезненный укол. Он заставил себя пожать плечами.

– И почему ты снова спряталась за эту эксклюзивную броню? – не ответив на ее шпильку, поинтересовался Тео. Он удержался и не вскочил на ноги, не привлек ее к себе. Он не позволил своему телу говорить за себя. «Тяга, – подумал Тео. – Проклятая зависимость, и ничего более». – Ты чего-то боишься?

Холли выпрямилась и превратилась в статую.

– Броня? Там, где я живу, это называется платье.

– Прошлой ночью ты отправилась по клубам, одевшись, как девушка, которую я помню. – Голос Тео словно говорил о любви. Или как минимум о сексе. Впрочем, для них двоих любовь и секс были неотделимы. В прошлом. Та поэзия, которая связывала их, всегда была возвышенной, без примеси греховного сладострастия. – Или ты одеваешься так только темной ночью? А может, это был очередной ход? Еще одна роль, которую ты играла, изо всех сил пытаясь подчинить меня своей воле?

– Подходящая одежда для той обстановки, – отрезала Холли. – Не было у меня никакого тайного умысла. Прости, если разочаровала.

– Тогда почему обстановка этого номера потребовала от тебя балагана с переодеванием? – осведомился Тео, окидывая взглядом ее фигуру. – Ты должна понимать, что я всегда считал Холли Холт, очаровательную, наивную искательницу приключений, с которой столкнулся как-то летом на греческом острове, привлекательнее Холли Цукатос, светской женушки, расчетливой и алчной, совершающей грабительские набеги на мой банковский счет, истощая тем самым мое терпение?

– В следующий раз я обязательно обращусь к тебе, чтобы ты просветил меня, как мне надо одеться, – ядовито ответила Холли. – Но вынуждена поставить тебя в известность, это случится не скоро.

– Однако же ты галопом бросилась ко мне, чтобы поговорить. Изысканно одетая, хотя не далее, как вчера ночью, ты была прежней Холли. Как я могу считать, что ты сделала это не намеренно? – Тео устроил маленькое представление, потягиваясь. Он даже улыбнулся, услышав, как Холли с шумом втянула в себя воздух. – Прошлая ночь, я так полагаю, была цветочками. А сегодня пошли ягодки.

Она фыркнула:

– Мне что же, нужно было одеться, как ты, Тео? То есть пересечь полгорода полуобнаженной и помятой после сна? Любопытно, какие эпические выводы ты сделал бы тогда?

– Что ты хочешь? – осведомился Тео. – И почему ты решила, что тебе необходимо натянуть твою любимую личину?

На какой-то миг вид у Холли сделался совершенно потрясенный.

– Мне показалось, нам следует обсудить тот факт, что газеты снова занялись нами, – натянуто проговорила она.

Тео показалось, что слова давались ей с трудом и – помоги ему боже! – он хотел бы, чтобы это было так. Он не будет возражать, если Холли будет непросто.

Он не позволял себе думать, почему для него это важно.

– Я так не считаю, – ответил он.

– Ты считаешь, что нам не стоит переживать по поводу того, что таблоиды сводят нас вместе? – В ее голосе слышалось недоверие, к которому примешивалось раздражение. – О нас снова начали сочинять всякие мелодраматические истории.

– Я не считаю, что ты явилась сюда по этой причине. Ты тщательно выбрала одежду, чтобы казаться сдержанной и холодной. Таблоиды не что иное, как отговорка.

– Для чего? – Холли вздернула подбородок, и холод в ее голубых глазах убедил бы его, но вот голос предал. В нем не было льда. Интонация намекала на бурлящие чувства.

– Для этого. – Тео не встал, не подошел к ней, не дотронулся до нее. Но в этом не было необходимости. Ощущение было таким, словно их швырнуло друг к другу, а их тела сковали вместе невидимые цепи. Тео понял это по тому, как часто задышала Холли. Он ощутил в себе жар и тягу, и что-то еще – темное, неподвластное разуму. – Я удивлюсь, если ты скажешь, что спала этой ночью. Ты примчалась сюда спозаранку, как только позволили приличия, чтобы оценить, насколько я терзаем чувством вины.

Холли молча смотрела на него. Ее глаза ярко блестели, пожалуй, чересчур ярко. Тео видел, как бьется жилка на ее шее, бьется слишком быстро. Это выдавало ее, как бы тщательно она ни пряталась за своим элегантным нарядом.

– Заметно, как ты корчишься от чувства вины, – сухо сказала она.