– Я ждала вас, – сказала она.

Но Нивен почти не понимал японского, поэтому не ответил. Очередной паук выбрался изо рта девушки и прополз мимо красных губ, оставляя крошечные алые крапинки на подбородке. Незнакомка протянула руку и коснулась лица Нивена. Я бы вырвала ее запястье, не будь движение таким нежным.

– Ты же не сбежишь, как все остальные, правда? – произнесла девушка и ласково провела по щеке брата черными ногтями. Пальцы коснулись его ресниц и губ.

– Нивен? – позвала я.

Она же не гипнотизирует его?

Мой голос вывел брата из транса. Взгляд Нивена метнулся ко мне, затем на бледные пальцы с черными ногтями у самых его губ.

– Полагаю, вам лучше убрать руку, – сказал он голосом жнеца, вежливым, ведь это был Нивен, но неоспоримо авторитетным. Дрожащие ладони брат на всякий случай незаметно сунул в карманы, поближе к часам.

Не знаю, поняла ли она, но отдернула руку от его лица, оставив на губах прозрачные нити, тянувшиеся к кончикам ее пальцев. По паутине пополз паук, медленно приближаясь к щеке. Нивен замер, проследил за нитями, ведущими к ладони девушки, затем вперился в восемь красных глаз паука, висевшего перед ним.

Паук сделал еще один шаг, и вся решимость Нивена рухнула. Он панически взвизгнул, сорвал паутину с лица и швырнул на землю. Та резала, будто тонкое стекло, и пачкала ладонь кровью.

Девушка нахмурилась и издала странный щелкающий звук. Я окончательно взбесилась.

– Ты что себе позволяешь? – рявкнула я, ступая вперед.

Мои слова, произнесенные на языке смерти, нарушили священную тишину кладбища, черные вишневые деревья затрепетали. Я не для того целый год путешествовала среди людей, чтобы со мной забавлялось какое-то насекомое.

При звуке моего голоса с волос девушки слетело множество пауков. Она отступила, ее позвоночник вытянулся, а пальцы скрючились когтями.

– Ты смеешь кричать на меня? – процедила незнакомка. – Я не отвечаю чужеземцам.

– Ты отвечаешь самой смерти, – сказала я, и от моих слов умирающие листья сорвались с ветвей.

Руки девушки вытянулись из рукавов кимоно, ногти заострились.

– Твоим чужеземным богам здесь не место, – ответила она, и на сей раз клыки нависли над ее нижней губой.

«Твоим чужеземным богам». Даже сейчас девушка не сообразила, кто перед ней. Жнецы, глядя на меня, видели лишь шинигами, а это чудовище замечало только чужестранку. Я пересекла весь мир, чтобы обрести уважение себе подобных, как же она посмела заявить, будто мне здесь не место?

Я могла оторвать ей конечности, как это делают дети с беспомощными насекомыми, раздавить ее каблуком и растереть в пыль. Могла уничтожить, ведь мы теперь были не в Англии и никто не смел остановить мою карающую руку.

Я схватила девушку за запястье, которое истончилось и покрылось волосами, и поднесла фонарь ближе к своему лицу. Пламя вспыхнуло обжигающе ярко, заливая все кладбище дневным светом. Белки моих глаз горели черным, свет сиял прямо под кожей.

– Я – не чужестранка. – Я наклонилась, приблизила лицо к ее подобным драгоценным камням зеницам, которые превратились в восемь желтых глаз. – Ты стоишь на могилах, что принадлежат мне.

Незнакомка нахмурилась, ее взгляд метался между мной и могилами. Когда чернота затянула мои белки, ее дергающиеся конечности замерли, как у загнанного в угол насекомого, а желтые глаза расширились.

– Шинигами? – прошипела она.

Свет фонаря разлился по кладбищу, будто взрыв звезды, не оставив после себя ничего, кроме черноты. Девушка отшатнулась, потянулась рукой вверх и выросла еще вдвое.

Раздалось звяканье цепочки часов Нивена, он коснулся меня, и все вокруг замерло. Я махнула в сторону разбитого фонаря, и тот снова зажегся, отбрасывая на могилы желтоватый неверный свет. Девушку отбросило назад, ее кимоно разорвалось посредине, и оттуда выскочила еще одна пара черных рук. Ёкай широко расставила черные волосатые ноги, а пальцы превратились в когти. Восемь глаз украшали лицо чудовища, словно крошечные желтые жемчужины.

– Йорогумо, – прошептала я, обходя вокруг и касаясь новых конечностей. – Женщина-паук.

Еще одна ёкай, более опасная, чем предыдущая, поскольку имела пристрастие к молодым мужчинам. В книге о монстрах, которую я читала в детстве, говорилось, что Йорогумо может вырасти выше здания. Но я считала это преувеличением, а не фактом.

– Какая она жуткая, – заметил Нивен, стараясь держаться позади меня.

Он стряхнул с пальцев нити паутины, часы в его руке блеснули.

– Она тебя не ранила? – Я схватила брата за подбородок и повернула его голову в сторону, рассматривая место прикосновения чудовища. – Она же не ядовитая?

– Все нормально. – Нивен вежливо отвел мою руку.

Разобравшись с братом, я повернулась к Йорогумо, схватила ее за длинные черные волосы и сильно дернула. Заморозка времени сковала тело чудовища, но в конце концов я пригнула ее голову к себе. Затем вытащила клинок из пояса, но, как только нацелилась на горло ёкай, Нивен поймал мое запястье.

– Рэн, – тихо сказал он, глаза его блеснули бледно-голубым. – Она напала на нас! – Хотя мы оба понимали, что не это меня взбесило.

– Рэн.

Я посмотрела на руку, стискивающую волосы паучихи, на ее остекленевшие глаза.

«Твоим чужеземным богам здесь не место».

Обидные слова бесконечно крутились в голове. Как она посмела назвать меня чужестранкой прямо в лицо? Я выгляжу как шинигами – так мне твердили, сколько я помню. «Возвращайся в Японию и играй со своими дружками-шинигами, Рэн. Скорми себя собакам фейри, Рэн, смерть – единственное, на что ты годишься. Просто позволь брату забрать твою душу, чтобы он мог жить, не стыдясь».

Я вырвала запястье из хватки Нивена и перерезала Йорогумо горло.

Когда я отпустила ее, то на какое-то мгновение увидела вспышку белого света внутри своей руки, будто моя кожа стала полупрозрачной, показав кости, обвитые лентами красных вен. Но я моргнула, и рука стала такой же, как всегда, и даже чистой, потому что кровь не текла, пока время не пошло заново.

Я все пялилась на свою левую руку, когда Нивен меня отпустил. Жнецы не обладают безупречным зрением, так что, возможно, вспышка мне просто померещилась.

Убирая нож, я не смотрела на брата. Затем наклонилась, подобрала фонарь Йорогумо и отправилась на кладбище. Нивен последовал за мной.

Вытоптанная тропинка вела к воротам тории[5], сложенным из обветренного камня. Когда мы прошли через них, ночь затихла. За воротами, в конце, нас ждало воздушное строение с покатой крышей. На стенах висели белые флаги с изумрудными кругами, неподвижные в тишине ночи.