В долгосрочной перспективе важными оказались не детали этих законов, а их дух. Как убедительно показала румынский историк Лия Бенджамин, в 1940–1944 гг., т. е. на протяжении всего периода официального преследования евреев, разделение румынского еврейства по категориям оставалось пустым звуком, поскольку после выхода закона Груи ни законодатель, ни администрация, проводя антисемитскую политику, не обращали внимания на такие юридические тонкости[196]. Установив для румынских граждан иного, чем румынское, этнического происхождения неполноценный юридический статус, режим сделал решающий шаг в сторону, противоположную либеральному конституционализму, на котором зиждилась румынская политическая и юридическая система Нового времени, в сторону государства, основанного, по словам Г. Груи, «на <…> биологической концепции Нации». С этого момента, заявил Г. Груя, «Нация <…> стала в меньшей мере юридическим сообществом, или политическим коллективом, [и] в большей – духовным и органическим сообществом, основанным на праве крови, из которого проистекает иерархия политических прав»[197]. Такой язык был чреват самыми дурными последствиями, прежде всего для евреев, а затем и для остальных национальных меньшинств. В этом плане Г. Груя выразил дух новый политической эпохи, зачинавшейся в Бухаресте.

Новое отношение к румынским гражданам иного этнического происхождения со всей очевидностью проявилось в ходе румынско-венгерских переговоров по Трансильвании. Более того, именно в ходе этих переговоров правительство всерьез задумалось о полном «очищении» нации от меньшинств путем обмена населением с соседними странами. По этой причине стоит обратить больше внимания на историю этих переговоров. Вопреки тому факту, что ответ Гитлера на обращение Румынии в начале июля 1940 г. о гарантиях ее территориальной целостности был обескураживающим, многие сторонники правых в Румынии тешили себя надеждой, что мнения германских лидеров по этому поводу разделились и что сам Гитлер не был склонен поддерживать Венгрию в ее территориальных притязаниях. И в самом деле, в 1936–1937 гг. Гитлер отправил несколько посланий бухарестскому правительству, в которых заверял, что Германия никогда не поддержит территориальные требования Венгрии к Румынии. Не исключено также, что среди нацистских руководителей и вправду существовали разногласия по данной теме и что позиция нацистов определилась только к концу переговоров[198]. До лета 1940 г. Кароль с презрением отзывался о заверениях Гитлера насчет добрых намерений в отношении Румынии, теперь же король ухватился за них как за свою единственную надежду.

В конце концов, под давлением Гитлера Кароль 6 июля 1940 г. дал согласие на начало переговоров с Венгрией и Болгарией по территориальному вопросу, но подчеркнул, что в основе урегулирования должен был лежать «этнический принцип». Вопреки семантическому сходству, синтагма «этнический принцип» в 1940 г. понималась румынами весьма отлично от «принципа национальности», сформулированного в 14 пунктах президента США Вудро Вильсона и положенных западными державами в основу определения границ в Центральной и Восточной Европе после Первой мировой войны. Согласно «принципу национальности», как он понимался во время Парижской мирной конференции, простое большинство жителей той или иной этнической группы на данной территории служило достаточным основанием для передачи этой территории соответствующей нации-государству (хотя, разумеется, на практике этнографические данные зачастую дополнялись соображениями безопасности, доступа к путям сообщения и др.).

«Принцип национальности» никогда не означал, что государство, границы которого были основаны на нем, должно было быть «чистым» с этнической точки зрения[199]. В отличие от такого подхода, «этнический принцип», как его понимали румыны в 1940 г., предполагал, что любое территориальное изменение должно сопровождаться обменом населением таким образом, чтобы конечным результатом стало создание «чистых» с этнической точки зрения государств. И наоборот, если территориальные изменения не сопровождались обменом населения и не приводили к этнической «чистоте» вовлеченных государств, то их следовало признать незаконными.

Идея определить стратегию переговоров с Венгрией и Болгарией в таких терминах принадлежала, похоже, министру иностранных дел М. Манойлеску, или же главному переговорщику с Венгрией Валеру Попу, или же обоим одновременно, и была одобрена Каролем 6 июля. Вот как они объясняли свою позицию. Поскольку Гитлер ранее объявил себя сторонником этнического принципа (какое значение он придавал этому термину, М. Манойлеску и В. Поп предпочли не разъяснять) и поскольку он уже «решил» территориальный спор Рейха с Италией по поводу Южного Тироля (так называемое соглашение Гитлер – Муссолини от 23 июня 1939 г.) через «поощрение» немцев, проживавших в этой области, к «возвращению» в Рейх и отказа от претензий на эту область, то если румыны заявят о своей готовности следовать той же логике, Гитлер склонится на их сторону[200]. В действительности тайная надежда М. Манойлеску и В. Попа состояла в том, что им удастся подменить территориальные уступки обменом населением. Они рассчитывали, что, поскольку в Румынии было больше этнических мадьяр, чем этнических румын в Венгрии (особенно если включить секеев в число мадьяр), так же как в Румынии было больше этнических болгар, чем этнических румын в Болгарии, то в случае, если бы соглашение было заключено на основе «этнического принципа», румыны уступили бы только ту часть своей территории, которая была необходима для колонизации на ней «избыточного» числа этнических «чужаков», которых предстояло вывезти из Румынии в соответствующую страну.

Сторонники правых в Румынии и поклонники нацистов, которые на тот момент преобладали в окружении короля, убедили себя, что этот план давал единственную надежду выбраться из международного кризиса с наименьшими территориальными потерями. Вдобавок они считали, что этот план имел и иные преимущества, выходящие за рамки территориального спора с Венгрией и Болгарией, поскольку мог способствовать продвижению страны по пути этнической гомогенизации, которую они считали абсолютно благотворной. В послании, адресованном фюреру 26 июля 1940 г., Кароль объяснял позицию своей страны следующим образом:

Румыния ни на миг не может отойти от этнического принципа, который может быть реализован путем обязательного и систематического обмена населением с целью снизить остроту или даже полностью устранить проблему национальных меньшинств[201].

М. Манойлеску, который редактировал послание короля, выразился на Коронном совете 23 августа, согласно своим мемуарам, еще яснее:

Разумное решение нашего спора с Венгрией путем обмена населением может принести нам некоторые выгоды, ведь как было бы хорошо избавиться от секеев, торчащих, как гвоздь, в сердце страны. Является ли секейский край румынским? – спросил я, и не получил ни одного ответа, ни одного возражения[202] (выделено в оригинале. – В. С.).

Идея сразу же распространилась в более широких политических кругах. 2 августа И. Джигурту и М. Манойлеску организовали встречу с видными представителями трансильванских румын, на которой 7 из 16 присутствующих одобрили как идею переговоров с венграми, так и принцип обмена населением как