Ю. Молдована перед нацистами, ее члены пришли к выводу, что успехи гитлеровской партии были достигнуты благодаря мобилизационному потенциалу расовой идеи[236]. Однако доктрина, ставящая расовую чистоту превыше всего, явно не подходила румынам, которые считали себя потомками дакийских женщин и римских легионеров (иногда признавалось также смешение с другими народами, как то со славянами, татарами и греками) и, таким образом, расово смешанными. Ученики Ю. Молдована взяли на себя задачу переработать расовую теорию таким образом, чтобы сделать ее приемлемой для румын. Их замысел состоял в том, чтобы заменить понятие «расы» понятием этнической нации так, чтобы легитимизировать смешанное происхождение румын как приведшее к не менее «биологически ценному» результату, чем тот, которым обладала «чистая нордическая раса».

Решение этой задачи взял на себя один из учеников Ю. Молдована и член Железной гвардии Овидиу Комшя (Ovidiu Comșia). В течение двух лет, с ноября 1936 по сентябрь 1938 г., Евгенический и биополитический бюллетень опубликовал серию статей, написанных Комшей, в которых последний попытался доказать, что традиционное румынское понятие neam (род) было настолько же подходящим для румын, как «раса» для немцев[237]. О том, что это был программный проект, вдохновленный и поддерживаемый Ю. Молдованом, можно было заключить как из беспрецедентной длительности серии статей, так и из неизменного расположения текстов О. Комши в начале каждого номера. Еще более значимым было то, что в своих эссе, впервые опубликованных в 1938–1943 гг. и переизданных в 1944 г. отдельной книгой, сам Ю. Молдован усердно повторял идеи О. Комши.

Многословие Комши было не в состоянии завуалировать бедность содержания. Помпезный, невнятный и непоследовательный вплоть до противоречивости, О. Комшя не мог преодолеть абсурдность той задачи, которую сам себе поставил: доказать жизненную необходимость сохранения биологической «чистоты» народа, самоопределение которого включало «смешение» как базовый элемент. Комшя начал со следующего постулата: смешение рас, произошедшее в глубокой древности, могло привести к положительному результату, если за ним следовал длительный период изоляции вновь возникшей общности, которая, таким образом, переходила в стадию «биологической стабилизации». Именно так случилось с румынами, которые после ухода римских легионов якобы выжили тысячу лет в изоляции в Карпатских горах, дожидаясь своего часа для выхода на историческую арену. Комшя даже определял этничность – концепт, эквивалентный «роду» (neam), – как «стабилизированную смесь»[238]. Такая стабилизация происходит в определенном пространстве и в органической связи с природным ландшафтом. Смешение же с элементами, происходящими извне рамок «биологического пространства» этноса, опасно и ведет к «социальному дисбалансу». Само собой, все эти построения были чисто дискурсивными или попросту голословными; в их подтверждение Комшя был не в состоянии привести ни одного факта.

С этого момента рассуждения Комши перемещались в область политическую, причем не прослеживается ни малейшей логической связи с предшествующими построениями «биологического» характера. После ряда бессвязных умозаключений он приходил к выводу, что демократия, как правило, есть признак «биологической неуравновешенности» нации, вступившей в начальную фазу биологического упадка. Хотя в странах со «стабильными этносами», таких как Великобритания и скандинавские страны, демократия может быть благотворной, в тех странах, где «гибридизация» возобновилась после стабилизации (Румыния была одной из них), демократия была смертоносной:

По этим причинам режим твердой руки находит себе биологическое оправдание, потому что только он в состоянии усмирить это множество центробежных круговоротов и конденсировать разнонаправленные силы. <…> Позже, когда, после долгих десятилетий внутренней селекции, этничность стабилизируется в своей родовой составляющей, социально-политическая система может стать другой[239].

О. Комшя утверждал, повторяя в этом пункте фантазии теоретиков расизма от Ж. А. Гобино до А. Розенберга, что упадок древних цивилизаций произошел в результате «гибридизации» и что прогресс увеличивал угрозу «биологического упадка». Такая эволюция могла быть остановлена скоординированными усилиями правительств, которые должны были предотвратить избыточное смешение, снизить темпы урбанизации и гарантировать процветание здорового крестьянства, настоящего хранилища этнической чистоты и жизнестойкости[240].

В 1942 г., Ю. Молдован в очерке под красноречивым названием «Neamul» следующим образом синтезировал построения О. Комши:

[К]огда другие (он имел в виду немцев. – В. С.) говорят о расе, мы говорим о роде (neam), или, точнее, об этнобиологическом фонде, и именно потому, что все проявления жизни суть биологические, а потому и духовные[241].

Показательно, что толкование, данное О. Комшей румынскому термину neam («род») весьма походило на итальянский фашистский концепт razza. Ввиду того, что итальянцы, как и румыны, не могли претендовать на «расовую чистоту», они были вынуждены разбавить «чисто биологический» нацистский концепт Rasse и добавить к нему «культурные» и «духовные» элементы. Эти попытки, конечно, вели к алогичным построениям, но зато обладали психологической и политической ценностью, поскольку позволяли одновременно и превозносить собственную «биологию», и отрицать превосходство «чистых арийцев»[242]. Что касается Ю. Молдована и членов его школы, то, судя по хвалебным отзывам об итальянских изысканиях в области расовой теории, они остались ими довольны[243].

Серия статей О. Комши недвусмысленно указала направление, в котором двигалась вся школа, а именно – к концепции общества как основанного на «биологии» замкнутого на себе этнического сообщества, напоминающего монаду Лейбница. Кульминацией этой переориентации стал радикальный пересмотр Ю. Молдованом концепта «биополитическое государство», впервые сформулированного им в 1926 г., в эссе «Этническое государство», опубликованном в 1943 г. Если в 1926 г. он предполагал, что такое государство должно было служить «гражданской нации», то в 1943 г. настаивал, что его миссией было служение кровному сообществу, т. е. исключительно этническим румынам[244]. Если в 1927 г. Ю. Молдован открыто опровергал утверждение, что румыны «были прямыми потомками одной-единственной прародительской семьи», то в 1943 г. он же утверждал, что «нет сегодня ни одной румынской семьи, которая не имела бы когда-то в прошлом общих предков с любой другой румынской семьей»[245]. Другой представитель этой школы и стипендиат Фонда Рокфеллера Петру Рымнянцу выразил ту же идею следующим образом: «Наш народ, может быть, более любого другого представляет собой сообщество, основанное на кровном родстве, которое постепенно становится всё более однородным»[246].

Поскольку чистота крови имела решающее значение, требовалось защитить народ от смешения с другими этническими группами. Как выразился Ю. Молдован,

…отдельные частицы нашего рода (neam) вследствие примеси чужой крови, и в особенности повышенного уровня этой примеси, отличаются от нас духовно. Если эта примесь была добавлена давно и удельный вес [чужой крови] невелик, то со временем это пятно в душе может исчезнуть. Но чем чаще и чем шире происходят эти смешения, тем глубже, шире и безвозвратней будет порча нашего этнического фонда, а с ним и общности традиций, и общности судьбы[247].