– Ты сама сказала, их может испугать имя, мое,естественно. А тебя нет. Я не предлагаю, я про­шу, – заключил он.

В этом месте мне надлежало расплакаться, по­тому что, ясноедело, его больно ранило мое недове­рие и он хочет, чтобы я лично убедилась, чтоон невинен, а, убедившись, устыдилась и почувствовала себя предательницей инегодяйкой.

– Хорошо, – ответила я, поднимаясь, чтобыокончательно не погрязнуть в словесах и хитроспле­тениях нашихотношений, – Спасибо, что уделил мне время.

– Пожалуйста, – ответил он, едва сдерживая гнев. Яуже достигла двери, когда он неожиданно позвал: – Детка… – и совсем другимголосом заявил: – Я скучаю по тебе.

– Я тоже скучаю, – ответила я правду, раз онадавно уже не имеет значения, и поспешила убраться восвояси, пока мы не началирыдать на плече друг друга.

– Ну, что? – шепнула Ритка, когда я проходиламимо.

– Полное взаимопонимание, – не стала я рас­пространяться,пользуясь тем, что в приемной находились посетители.

Оказавшись в длинном коридоре с неизменной красной ковровойдорожкой, я с облегчением вздох­нула, все-таки встреча далась мне нелегко. Быловре­мя, я очень любила этого сукиного сына, а теперь вместо любви однисожаления и стойкое ощущение, что тебя водят за нос. Дед мастер в таких делах.И то, что он сказал “найди” и выглядел вполне искрен­ним, по сути, ничего незначит. Не раз и не два меня использовали втемную, оттого я давно уже не вери­лани слезе младенца, ни благородной седине, ни слову джентльмена. Чему я верю,это вообще отдель­ный вопрос.

Я направилась к выходу, по дороге зашла в туа­лет и, едвауединившись в кабинке, смогла убедить­ся, как популярна в определенных кругах.Хлопнула дверь, судя по голосам, вошли две дамы, и одна дру­гой сказала:

– Встретила в коридоре Детку, представляешь?

Деткой, чтоб вы знали, зовут меня все знакомые олухи, атакже особи малознакомые и незнакомые вовсе. Я привыкла и давно на это нереагирую.

– Серьезно? Неужто он разрешил ей вернуться? Она ведьот запоев лечилась.

– Не знаю, от чего она лечилась, но выгляделапрекрасно. И такая уверенность, знаешь ли…

– Она всегда была наглой стервой и далеко бы пошла, нестань обычной пьяницей.

– Лично я ее пьяной никогда не видела и не слышала,чтобы она где-то лечилась, а у нас такие вещи не скроешь.

– Ну, люди зря не скажут.

Тут я решила, что мне пора появиться на сцене, вышла иобнаружила двух дам степенного возраста, куривших вблизи таблички “Курение втуалете стро­го запрещено”. Одну из них я неплохо знала, она яв­ляласьдепутатом и членом многочисленных комис­сий, другая числилась в штате Дедапомощником какого-то зама, бедняжка, наверное, и сама не знала толком. Заметивменя, обе поперхнулись.

– Здравствуйте, – широко улыбнулась я, на­правляяськ умывальнику.

– Ольга Сергеевна, – недружно ахнули дамы.

– Вижу, у вас все в порядке, – обратилась я к той,что назвала меня наглой стервой. Я стараюсь всегда соответствовать мнению,которое складывается у людей обо мне. – Вы заметно потолстели. Хорошаядолжность, хороший дом, что еще нужно женщине, чтобы встретить старость?

– Вот сука, – сказала депутатша, когда я поки­нулатуалет. Я тут же распахнула дверь и весело спро­сила:

– Простите, не расслышала?

Огня в очах было много, но ответить дама не ре­шилась, сгодами человек мудреет. Через минуту после этой выходки мне стало стыдно. Ну,болтают обо мне всякую чушь, что с того? Чего ж уподоб­ляться? Надо быть выше,и вообще… Я усмехнулась и покачала головой. Зачем тетку обидела? Ну, дура, чтос того? Депутат имеет право быть таким же не­доумком, как и люди,проголосовавшие за него на выборах.

Через пять минут я уже забыла об инциденте в туалете,мыслями вернувшись к Деду и его безвре­менно скончавшейся подруге. Оказавшись вмаши­не, я перезвонила Вешнякову. Он рассказал более подробно о результатахвскрытия, но ничего нового не сообщил. А я вспомнила об интересе покойной Аннык Райзману. Поначалу я думала, что девушка нацелилась на него лично, а теперьвозможны вари­анты. Анна беременна, а у Райзмана гинекологичес­кая клиника.Может, тут и нет ничего, а может, как раз наоборот.

Словом, я поехала к Райзману, без предваритель­ного звонка,надеясь застать его в клинике, минут пятнадцать он найдет, чтобы поговорить сомной, если захочет, а не захочет, так никакие звонки не помогут.

Клиника производила наилучшее впечатление. Особенно меняпоразили цветочки, пущенные по верху ширмы, которая зачем-то стояла в коридоре.О великолепии кабинетов оставалось только дога­дываться.

За широкой стойкой сидела девушка в белом чепце и радостноменя приветствовала. Я выразила пожелание встретиться с Райзманом и в ответуслышала:

– Артур Борисович сейчас занят. Я узнаю, ког­да оносвободится. – Девушка сняла трубку и с кем-то заговорила, я особо невслушивалась. – Прости­те, как ваша фамилия? – обратилась она ко мне.Я назвалась, девушка вновь улыбнулась и заверила: – Артур Борисович примет васчерез пятнадцать ми­нут.

Мне предложили кофе, я с благодарностью от­казалась иустроилась на кожаном диване возле окна.

Райзман появился даже раньше, я еще не успела в очереднойраз посетовать на судьбу за ее коварство (относилось сие к недавнему убийству,точнее, к то­му факту, что я оказалась в нем замешанной), как он возник вкоридоре весь стерильно-белоснежный. Выглядел он не парнем с большими деньгами,как на яхте, а врачом, нет, целителем, которому хоте­лось открыть душу, несходя с места, и тем самым облегчить свои страдания.

– Привет, – широко улыбнулся он. – Пойдем комне, там удобнее.

Кабинет против ожидания выглядел скромно, ничего лишнего, аглавное – ничего такого, что го­ворило бы о личности хозяина. На стененесколько дипломов в рамках, на столе бумажки ровной сто­почкой. Фотографии имилые сердцу пустячки от­сутствуют. Стены, мебель, все в белых тонах,безукоризненно чистое.

– Садись, – кивнул Райзман на кресло, самустроился на диване, игнорируя свое обычное место за столом. – Как дела?Выпьешь что-нибудь?

– Нет, спасибо.

– Ну, так как твои дела? Что в милиции?

– Похоже, у них нет подозреваемого, кроме меня.

– И ты, естественно, решила найти убийцу?

– Что тут естественного? – обиделась я. Артуррассмеялся: