– Ты с ней поскандалила? – не поверила Рит­ка. –С какой стати? Только не говори, что выпила лишнего, можешь пудрить мозги комуугодно, но не мне. Лишнего ты не пьешь, да и под этим делом, – тут онавыразительно щелкнула по кадыку, – сооб­ражаешь лучше, чем большинство натрезвую голо­ву. Так что произошло?

– Сама не знаю. По неведомой причине я ей очень непонравилась, что довольно странно, тем более виделись мы впервые. Она вела себяскверно, а я этого не люблю. В результате легонько задвинула ей локтем.Легонько, – весомо добавила я. – От этого не умирают, но ментырешили, раз локтем задвинула я, значит, вполне и горло могла перерезать.

– Ей горло перерезали? – нахмурилась Ритка.

– Ага. Малоприятное зрелище, скажу я тебе.

– Надо думать. А имя у этой девицы есть?

– А как же. Горина Анна Ивановна.

Ритка вдруг поперхнулась и вытаращила глаза, после чего онинервно забегали, а ее руки принялись теребить пояс халата. Я выпрямилась и совздохом заметила:

– Вижу, это имя тебе известно. Не поделишьсясоображениями?

– Ух ты, черт, – с душевной мукой пробормо­талаона. – Говоришь, девице перерезали горло?

– От уха до уха. – Иногда беседовать со мной одноудовольствие.

– Пойдем на кухню, – позвала Ритка, я пошла заней, Сашка поплелся следом, озабоченно глядя на меня.

Я устроилась за столом, поглядывая на подругу. Она включилачайник, сновала по кухне без особого толка, избегая моего взгляда. Я сиделамолча, потом начала что-то мурлыкать себе под нос, терпеливо ожидая, когда онапросветит меня.

– Прекрати, – шикнула Ритка, имея в виду моемурлыканье, которое становилось все громче.

– Слушаю тебя очень внимательно, – кивну­ла я.

Она плюхнулась на стул, подперла щеку рукой, физиономия унее была страдальческая.

– Эта Горина… кажется, они знакомы с Дедом. По крайнеймере, некая Горина Анна Ивановна не­сколько раз ему звонила. Неужто та самая?

– Думаю, она, – пожала я плечами, поражаясь тому,как тесен мир. – Давай поподробней. Зачем звонила?

– Просто звонила.

– По личным делам или государственным? –скривились я. Ритка взглянула так, что впору было провалиться сквозь землювместе со стулом.

– Откуда мне знать?

– Что, ни разу не подслушала, о чем они гово­рят? –невинно поинтересовалась я. Ритка хотела разозлиться, но лишь рукой махнула.

– Послал он ее.

– В грубой форме?

– Он в грубой форме не может, когда возлюб­леннымотставку дает. Очень вежливо послал, но вполне доходчиво.

– А девушка?

– Девушка плакала. Дед сказал: “Аня, ты не ре­бенок идолжна была знать, что наш разрыв – воп­рос времени. Вот время и пришло”. Козелстарый! – свирепо рявкнула Ритка. – Когда он наконец уго­монится? Пока жилсо своей дурищей, хоть в рамках держался, а сейчас что ни месяц, то новая баба.А теперь еще и убийство. Ведь это скандал, неужто не понимает?

– Девчонка звонила по рабочему телефону вмес­то того,чтобы позвонить на мобильный?

– Наверняка с отчаяния. Поди, на звонки на мо­бильныйне отвечал, если номер незнакомый или, наоборот, слишком хорошо знаком. Вот иприня­лась звонить на работу. Короче, он с ней поговорил, она поплакала, потом ещенесколько раз звонила, но он с ней говорить не пожелал. Тогда она заяви­лась,поджидала у входа. Мне Вовка рассказывал (Вовка, кстати, это один из водителейДеда). Дед уса­дил ее в машину и разговаривал на этот раз очень сурово. Онаобозвала его сволочью, а он велел оста­новить машину и девушку высадил.

– А у нее характер, – заметила я, назвать Деда вглаза сволочью совсем не просто, я вот несколько раз порывалась, да так и несмогла.

– После этого она не звонила и больше не по­являлась, вконторе, по крайней мере.

– Чудненько, – прокомментировала я. Теперьненависть покойной ко мне вполне объяснима, раз долгие годы в народе ходили нелишенные основания слухи, что я любовница Деда. Анна о них наверняка знала.Хотя почему выбрала меня объектом своей ненависти, неведомо, соперниц прудпруди. Ритка права, у Деда что ни месяц, то новая пассия. На старости лет онпошел вразнос. Впрочем, мог себе позволить, раз много лет вдовец. Конечно, мо­ральныйоблик народного избранника мог бы быть получше, но, думаю, электорат этопереживет.

– Кто-то его подставляет, – изрекла Ритка, уженесколько минут пялясь в стену. Несмотря на здо­ровую критику, взять, кпримеру, выражение “ста­рый козел”, под которым я с удовольствием подписываюсь,Ритка была ему абсолютно предана и сей­час, по всей видимости, начисто забыла отом, что у меня неприятности. Теперь душа ее болела лишь о дорогомработодателе. Впрочем, у меня душа тоже болела, но по другой причине.

– Не глупи, – отмахнулась я. – Кому надо егоподставлять?

– Да кому угодно. Что у него, врагов мало? Знать бы,что за сволочь… А ты как во все это влез­ла? – вспомнила она про меня.

– Случайно. Пригласили покататься на яхте… Впрочем, тызнаешь.

– Не верю я в такие случайности, – заметила она,немного покусав губы.

– Очень интересно. Может, пояснишь свою мысль?

– Ясно, что кто-то под него копает, причем с двухсторон: одну любовницу убивают, а вторую по­дозревают в ее убийстве. Обложили,как медведя… суки.

– Не горячись, – посоветовала я. – Если Дед ипохож на медведя, то на очень хитрого.

– Только не говори, что он здесь каким-то боком… Скакой стати? Зачем ему, сама подумай?

– Вдруг девочка что-нибудь ненароком узнала…

– Ты прекрасно осведомлена, что девок он к своим деламна пушечный выстрел не подпустит.

– Старый стал, теряет осторожность. Или об­наглел, чтобольше похоже на него.

– Ты меня нарочно дразнишь, – обиделась Ритка.

– Ага. На душе хреново, вот и вредничаю. Лад­но. Мыпотопали.

– Найди убийцу, – сказала Ритка, провожая додвери.

– На это менты есть.

– Что менты. Я ментам не верю, я тебе верю.

– Премного вам благодарны, – поклонилась я, выходявместе с Сашкой на лестничную клетку.