Она проигнорировала это и спрыгнула с лестницы, чтобыподбежать к нему, хотя и не имела ни малейшего представления, что будет делатьи как ему помочь. Майкл делал глубокие вдохи, корчась от ужасной боли.

Она положила руку ему на спину, почувствовав жарлихорадочно-горячей кожи сквозь тонкую ткань, и услышала, как он издает звук,от которого кровь стыла в жилах.

«Как будто кто-то умирает», — панически подумала она и открыларот, чтобы позвать Шейна, Еву, кого-нибудь.

Но тут ее рука вдруг провалилась сквозь пустоту. Крикзастрял в горле, когда Майкл — прозрачный Майкл — отчаянно посмотрел на нее.

— О Боже, не говори им. — Прошептал он далеким,очень далеким, тающим под лучами утреннего солнца шепотом.

Таким же тающим, как и он сам.

Клэр, все еще открыв рот, не в силах издать ни звука,медленно провела рукой по тому месту, где стоял Майкл Гласс. Медленно, затембыстрее. Воздух вокруг нее был холодным, словно под струей от кондиционера, нохолод медленно таял.

Как и Майкл.

— О Боже, — прошептала она, зажав рот обеимируками, чтобы заглушить крик, который просто рвался у нее из груди.

Она должно быть ненадолго отключилась, потому что обнаружиласебя сидящей на диване рядом с футляром Майкловой гитары. Чувствовала она себякак-то странно. По-плохому странно. Как будто ее мозг разжижился и плещетсявнутри головы.

Но все же ей было спокойно. Она потянулась и дотронулась докожи гитарного футляра. Он был реальным. Затем она отбросила крышку и провелатрясущимися пальцами по струнам, извлекая что-то вроде тоскливого шепота.

Он — призрак. Майкл призрак.

Он не призрак. Как он мог быть призраком, если он сидел тут— прямо тут! — за столом и обедал? Такос! Какой призрак будет есть такос?Какой?

Ее рука прошла сквозь него. Прямо сквозь него.

Но он был настоящий. Она прикасалась к нему. Она…

Ее рука прошла сквозь него!

— Без паники, — ошеломленно и громко произнеслаона. — Просто… без паники. Этому есть объяснение.

Да, верно. Она должна сегодня же зайти в класс физикипрофессора Ву и спросить. Она представила себе, что будет дальше. На неенаденут смирительную рубашку и накачают Прозаком или чем-то вроде.

Он сказал: «О Боже, не говори им.». Кому не говорить? Кому?…Он ушел? Он умер?

Новая волна паники почти захлестнула ее, когда кое-чтопрояснило мысли Клэр, как ведро холодной воды. И это кое-что было нелеп??м иглупым.

Будильник, стоящий на столике около дивана и звонившийнесколько минут назад.

Именно он предупредил Майкла о восходе солнца.

Это происходит… каждый день. Он реагировал так, словно этобыло вполне обычно, просто болезненно.

И Шейн и Ева говорили, что Майкл спит днем. Они оба былисовами; они сейчас спят, и не проснутся еще несколько часов. Майкл мог…исчезать… ежедневно, не привлекая внимания.

Пока она не сунула свой любопытный нос.

Не говори им. Почему нет? Это что, такая тайна?

Она сошла с ума. Это было единственное рациональноеобъяснение. Но если она сошла с ума, она не может быть рациональной…

Клэр, дрожа всем телом, свернулась калачиком на диване ипочувствовала прикосновение холода. Холода, пронзающего до костей. Она села.

— Майкл? — прошептала она, и медленно села. Холодушел, затем снова коснулся ее. — Кажется, я могу тебя почувствовать. Тывсе еще здесь? — Секунда или две без ледяного прикосновения, затем ономедленно продрейфовало по ее коже. — Так — ты можешь нас видеть?

Да, поняла она, когда повторился цикл тепло — холодно.

— Ты не умрешь в течение дня? Стой, где стоишь, еслинет, хорошо? — Холод остался с ней. — Вау! Жесть!!!

И вот ведь странно, но она почувствовала себя чуть-чутьбодрее. Да, у нее был разговор с пустотой, но по крайней мере она нечувствовала себя одинокой.

— Ты не хочешь, чтобы я говорила Шейну и Еве?

Определенно нет. Если это возможно, оно стало еще холоднее.

— Я могу как-нибудь — как-нибудь помочь тебе?

Снова нет.

— Майкл — ты вернешься назад?

Да.

— Сегодня вечером?

Снова да.

— Мы поговорим?

Холод полностью исчез. Да.

Она рухнула на диван, чувствуя головокружение и странное опустошение.Около футляра для гитары лежало видавшее виды одеяло. Клэр осторожно переложилаинструмент на столик (представляя как невидимый Майкл, ревностно следит заней), затем завернулась в одеяло и провалилась в сон под аккомпанемент тикающихчасов и, звучащей в мечтах, гитары Майкла.

В тот день Клэр пошла на занятия. Ева возражала, Шейн нет.Ничего не случилось, хотя Клэр дважды заметила Монику в кампусе. Моника былаокружена поклонниками обоего пола, и не имела времени и желания злобствовать.Клэр опускала глаза и держалась безлюдных мест.

Близился вечер и, хотя ей больше всего хотелось поехатьдомой и подождать появления Майкла, (боже, хотела бы она увидеть как этопроизойдет!) она понимала, что это может вызвать подозрения Шейна.

Продолжая идти прямо, она заметила небольшую кофейню,вклинившуюся между магазином роликовых досок и букинистической лавкой. “ТочкаСбора”. Здесь работала Ева, и она приглашала ее заходить.

Звонок серебристо звякнул, когда Клэр открыла дверь, и вошлав слегка готичную версию гостиной Стеклянного дома. Черные кожаные диваны истулья, толстые красочные ковры, стены окрашенные в бежевый и кроваво-красный,масса укромных уголков и закоулков. За откидными и кофейными столиками сиделопять или шесть студентов. Никто не смотрел в книгу или компьютер. Все помещениепропахло кофе и было наполнено жаром.

Клэр постояла секунду в нерешительности, затем села напустой стул возле стойки, положив свой рюкзак рядом с собой. Барная стойка былапо пояс высотой и за ней стояли двое. Одной из них, разумеется, была Ева,похожая на бойкую куколку со своими окрашенными в темный цвет волосами,затянутыми в два хвостика, густо подведенными глазами, и губной помадойдраматического черного цвета. Сегодня на ней была черная сетчатая майка поверхкрасной кофточки. Ева ухмыльнулась, узнав Клэр.

Другой человек был постарше, высокий, стройный, с седеющимиволнистыми волосами, спадающими почти до плеч. У него было приятное квадратноелицо, широкие темные глаза, и рубиновая серьга в левом ухе. Хиппи в душе, догадаласьКлэр. Он тоже улыбнулся.

— Эй, да это Клэр! — воскликнула Ева, и поспешилавыйти из-за стойки, чтобы обнять ее за плечи. — Клэр, это Оливер. Мойбосс.